– Рома, если будешь искать яйца, учти: брать их из гнёзд можно только в отсутствие хозяев, – Ирочка смачно уплетает скудный тюремный завтрак. – И не все, одно-два оставляй. Ну, примерно как человеческие домохозяйки обирают своих домашних кур... Иначе бросят гнездо, и вообще можешь распугать. Улетят на другой остров.
– Понял, – я энергично жую жёсткий водянистый овощ, названия которого не знает даже моя жена. – А насекомых как ловить?
Ирочка смешливо фыркает, кося глазом.
– Ну, я надеюсь, до этого не дойдёт. Остров достаточно велик, и прокормиться можно вполне.
– Тут даже родник есть, и водоёмчик при нём, – хвастаюсь я. Ирочка хмыкает.
– Положим, родник этот наверняка искусственный. Где бы на таком островке взяться столь мощному естественному ключу... Система жизнеобеспечения.
Она грустнеет.
– Там не только опреснитель да очиститель воды. Там ещё этот ужасный подавитель телепатии. Мне всё время хочется потрясти головой, настолько мерзкое ощущение.
– Говорят, к этому привыкают...
Её глаза становятся жёсткими.
– Извини, Рома. Ты намерен тут задержаться? На сколько годков, если не секрет?
Я перестаю жевать.
– Я весь внимание. Что я должен делать?
Она смотрит на меня с изумлением.
– Это ТЫ спрашиваешь у меня? Бороться! Ты не преступник, муж мой, ты герой! И ты обязан, слышишь, ты просто обязан доказать свою правоту!
Я чувствую, насколько разгневана моя ненаглядная, и немедленно обнимаю её, зарываясь носом в волосы. Проверенный приём, способный погасить ненужные отрицательные эмоции.
"Ты не злись на меня понапрасну. Лучше давай обсудим..."
– Говори вслух, Рома, – она уже успокаивается. – А то тут из-за этого мерзкого прибора все мыслеобразы искажаются.
Ирочка выбирается из моих объятий.
– Разумеется, ты никогда не интересовался нашими судебными кодексами. Да и я, если откровенно, тоже – ни к чему было... Сейчас самое время, мы должны досконально знать наши права.
Изоляция бывает очень и очень разная, Рома. Крайняя степень изоляции – абсолютная и пожизненная – по сути, равнозначна смертной казни и служит ей заменой, если осуждённый на смерть пожелает этого. Преступник не имеет никакой связи с внешним миром, и судебный исполнитель посетит такого "умершего заживо" только тогда, когда прибор в системе охраны и жизнеобеспечения зафиксирует остановку сердца осуждённого. Сколько лет протянет преступник, его проблемы. Но такая крайняя мера давно не применяется. Собственно, никто уже не помнит, когда выносился последний смертный приговор.
Следующая степень – строгая изоляция. Она является обычным наказанием за убийство. Осуждённый имеет право на пользование общей информационной сетью, разумеется, только на приём. Раз в двадцать лет он имеет возможность подать апелляцию. Вот только апелляция нечасто удовлетворяется с первого раза. Разве что если убийство неумышленное, скажем, по преступной небрежности. Комиссия исследует образ мыслей осуждённого, глубину раскаяния и прочее. Но гораздо чаще апелляция отклоняется даже со второго захода... Особенно если убийство было преднамеренное.
Её глаза чуть мерцают в густой тени.
– А до третьей мало кто доживает. Обычно за шестьдесят лет происходят необратимые изменения в психике, и изгнанник часто сам призывает свою смерть. Или вообще сходит с ума. А некоторые, я слышала, отказываются подавать третью апелляцию. Привыкают... Впрочем, много ли их нынче, осуждённых на строгую изоляцию? По пальцам пересчитать.
Ну а обычная изоляция, это то, что мы сейчас имеем. Эта мера пресечения применяется к тем, кто может представлять угрозу обществу, когда обычное увольнение не гарантирует прекращение общественно опасной деятельности. Суд должен ежегодно продлять меру пресечения, в противном случае судебное решение автоматически теряет силу. И что важно особенно – если нет особого решения суда, заключённый имеет право на неограниченное пользование информационной сетью, и не только общей, но также спецфайлами и спецпрограммами. Плюс любое количество посетителей в любое время. Уяснил?
Я усиленно соображаю, переваривая полученную информацию.
– Неограниченное пользование информационной сетью... Так значит, я могу работать?
– Не можешь. Должен. Должен подготовиться и сделать то, что должен. Хотя это и будет непросто. Твоё дело рассматривает не местный суд, а Верховный. Поэтому до суда пройдёт месяца два – там полно важных дел. Сейчас это на руку. Два наших месяца, это достаточно много.
Она смотрит мне прямо в глаза.
– Ещё раз повторюсь: ты не преступник, муж мой. Я пойду с тобой до конца. Даже если в итоге окажусь в изоляции рядом с тобой, вот на этом острове.
Я чешу в затылке. Ну а что? Вот, скажем, к одному молодому человеку, уже тогда заметно лысоватому, в ссылку, в село Шушенское прибыла его законная жена Надежда...
– Балбес ты, Рома, ох, какой же ты балбес! – Ирочка звонко хохочет, уловив мои мысли.
– Погоди-ка! – встряхиваюсь я. – Раз я не преступник... Короче, могу я увидеть свою дочь?
– Да ещё как можешь!