Хозяин Вселенной

Мягкий курлычущий звук, отдалённо похожий на тот, что издают журавлиные стаи на далёкой-далёкой Земле, улетая на юг... Странно... Откуда здесь в Раю журавли, не иначе, генетики балуются...

Сон слетает с меня разом. Прямо в воздухе мерцает огненная надпись: "экстренный вызов". А ну, видеосвязь!

Надпись гаснет, и вместо неё на самом краю летка возникает изображение папы Уэфа. Круг коврового покрытия, на котором он восседает, висит прямо в воздухе, отчего Уэф чем-то напоминает персонажа восточных сказок на ковре-самолёте.

– Ну здравствуй, Рома.

– Здравствуй, папа.

Уэф морщится, прислушиваясь к своим ощущениям.

– Отвратительная мыслепередача... У тебя голова от неё не болит, Рома?

Я слабо улыбаюсь.

– Если бы это было главной проблемой... Есть масса других поводов для головной боли.

– Нда... – качает головой Уэф. – Что намерен делать?

Я улыбаюсь шире. Папа Уэф, как всегда, в своём амплуа. Сразу быка за рога, без предварительных расспросов о здоровье и условиях содержания... Всё-таки сидит зять-то...

– Насчёт условий, это к твоему надзирателю, – отрезает Уэф. – Полагаю, условия стандартные для предварительного заключения. Но я повторяю вопрос – что дальше? У тебя есть план?

Я сжато излагаю тезисы. Да, так точнее, поскольку назвать это глубоко проработанным планом будет явным преувеличением.

–... Вот пока всё.

Взгляд Уэфа глубок и задумчив.

– Первый раз мы с Мауной не сошлись во взглядах. И вообще, у нас тут раскол, вот дела... Например, Иого однозначно считает, что ты неправ. Ну а что считает Пётр Иваныч Дымов, он скажет тебе сам. Думаю, тебе будет интересно и небесполезно. Даю связь с кордоном.

Изображение Уэфа сменяется изображением деда Иваныча. Дед сидит за столом, на котором разложены детали карабина СКС – очевидно, сеанс связи застал старого лесника в момент плановой чистки табельного оружия.

– Здравствуй, Иваныч.

– Здравствуй, Рома. Казбек, фу!

Я чуть улыбаюсь. Очевидно, Казбек попытался вступить в тесный контакт с моей голограммой, внезапно возникшей в комнате.

– Зря улыбаешься, Рома. Как-то сегодня мыслепередача идёт не так...

– Это прибор у меня тут стоит, подавитель телепатии. Чтобы лишить возможности...

– Ну и правильно стоит. Вот послушай мои рассуждения.

Дед старательно орудует шомполом.

– Представь себе ситуацию: идёт война. Наша, значит, война-то, Великая Отечественная. Год одна тысяча девятьсот сорок третий, накануне Курска – так будет вернее всего изобразить ситуацию. То есть перелом-то уже произошёл, но враг ещё ой-ой как силён и намерен попытаться переломить ту ситуацию обратно. И вот внезапно некто из наших узнаёт, что строится в Германии некий объект... да хотя бы атомный реактор, для определённости чтобы. Сверхмощный, стало быть. И в ходе строительства того реактора допущены просчёты и ошибки, так что при пуске вся Германия ухнет в тартарары. И вот некто решает этому процессу помешать, значит... Спасти Третий рейх и его обитателей. Вопрос – кем он будет для наших, этот некто?

Я отвечаю не сразу.

– Обвинение серьёзное, Пётр Иваныч. Позволь тогда встречный вопрос. Неужто все немцы тогда, в войну, должны были быть уничтожены? Ведь даже Сталин...

– Я понял тебя, Рома, не старайся. Твои объясняловы не катят, как любит говорить Колька-Хруст. То, что там сказал товарищ Сталин насчёт "мы не с немцами воюем, а с фашистами", оставим на нём. Гуманность, всё это стало значимым ПОСЛЕ войны. У войны свои законы, Рома – или ты свой, или враг. Или – или, третьего не дано.

Дед с лязгом загоняет затворную раму на место.

– Не воевал ты, Рома. Не возражай, я знаю, что ты скажешь. Послушай ещё. Когда Мауна рвала в клочья тех эсэсманов, что баб да детишек в сарае спалить хотели, она не интересовалась, как переживут утрату кормильцев их жёны и дети. И я тогда сроду не интересовался, идейный передо мной фашист или же мобилизованный. Всё, что требовалось тогда от немца – быть мёртвым, остальное мелкие детали, по сути дела неважные.

Дед защёлкивает крышку ствольной коробки.

– Так думал в ту пору не только я. Так думала вся страна, в которой ты родился и вырос. И если бы у немцев действительно был тогда такой реактор, то взрыв его все наши восприняли бы с глубоким удовлетворением. Нет больше Германии, стало быть, не будут идти оттуда танки с чёрными крестами. Не будут ихние фрау делать патроны да снаряды для муженьков, не будут их умные инженеры строить новые самолёты... И вермахт загнулся бы разом. И не было бы лишних миллионов убитых и замученных.

– Наших. А как насчёт немецких детей?

Дед аккуратно вставляет в пазы обойму, одним заученным движением загоняет патроны в магазин.

– Возможно, ты и прав. Вот и Маша то же самое мне говорит, и даже Уэф... Меж собой спорят, а тут согласны примерно... Что ж, у меня нет основания им возражать, Уэф на десять лет вглубь видит... Глуп я, Рома. Ты уже вырос, куда мне до тебя... Но знал бы ты, как я мучаюсь. Вот застрели я тогда тебя, и сам застрелись... Всего-то два трупа, и всё пошло бы иначе. Всё бы нынче закончилось, и забыли мы про "зелёных".

Я смотрю без улыбки.