Хозяин замка и окрестностей

Я смутился. Идиотизм. Но убедится надо.

— Идет бычок, качается, вздыхает на ходу, ой досочка кончается, сейчас я упаду.

Пацан вытаращился на меня. Я продолжил.

— Уронила в речку мячик...

— Оригинально, оригинально. Знаете, как-то просто. Но даже рифма сохранилась. Видимо наши языки имеют схожую структуру. Это редкость. Позволите мне? Что нибудь из бессмертного...

— Боже, Царя храни Сильный, державный Царствуй на славу...Царя храни!

Его видон был уморительным. Никодим встал и торжественно начал выть. Табун медведей оттоптал ему начисто то, что у нормального человека называется ушами. Но хрен с амвомна этого не замечал, и размахивал рукой с бокалом как певичка машет микрофоном. Поклонился и сел.

— Да, я заметил, немного не складно, как бы рифмы нет. Но знаете, я смотрю на вас, вроде такой же человек как и я!

— Уверяю вас, такие случаи бывают... Диву даешься. Внешность ничего не значит. Есть даже разумные насекомые и каменные истуканы, которые очень похожи на людей. Тут нужен специалист разбираться!

— Значить, мы друг для друга инопланетяне?

Никодим рассмеялся.

— Выходит что так. Ну давайте, чтобы развеять ваши сомнения, еще раз, что нибудь из великих поэтов, самых древних. Прошу...

У меня в голове закрутился мой небогатый багаж знаний по этой части.

— Да, вот помню из древней Ипатьевской, что ли рукописи. Там складно.

— Как ныне, взбирается Вещий Олег, отмстить неразумным хазарам...

Никодим почернел. Обхватив голову руками.

— Баран, это Пушкин, Александр Сергеевич!

Я даже не успел прореагировать на его оскорбление.

— Какой на хрен Пушкин? Я точно помню по истории, это из рукописи!

— Великий Русский поэт! Евгений Онегин, сказка о царе Салтане, Дубровский наконец!

— А да, еще Мцыри, сказ о попе и его работнике Балде.

Никодим поморщил нос.

— Ну, Мцыри — это Лермонтов, если мне не изменяет память, а про попа каюсь, не знаком. Я тогда мало интересовался изящными искусствами: театром, балетом. Грешен, больше времени уделял охоте, и лошадям. Не просто моя работа — страсть всей моей жизни. Неужели мы из одного и того же мира? Поразительно, редчайший случай!

— Здесь не бывает никого из одного и того же мира?

— Нет, такие случаи известны. Но чтобы рядом, соседями? Это первый раз на моей памяти! Я с вашего разрешения опишу обо всем этом моему старинному другу, он здесь видный мыслитель и ученый.

— Я не против. И сколько вы здесь?

— Тут нет смены времен года. Я считал дни. По дням получается восемьдесят с лишним лет.

Задумался, это объясняет то, как он хорошо поднялся за это время.

— Андро, вы из какого года? Как у вас время, считают от рождества Христова?

— Да, я из две тысячи семнадцатого. Вот будем отмечать сто лет революции...

— Революции?

— Ну да, большевистской революции сто лет, круглая дата.

— Я перенесся сюда из тысяча девятьсот пятого года.

— Не сходится, тогда сто двенадцать лет разница, а не восемьдесят.

Никодим отмахнулся.

— Это как раз ни о чем не говорит, тут с временем вообще, что то ни то творится. Запросто может где-нибудь от нас завтра появится человек из нашего мира, но из времен дохристианских. Какой нибудь негр из африканских дикарей.

— Я заметил, время здесь непривычное.

— И ночи, короткие как один миг. Черное небо без звезд. Вы помните свое ночное небо? Какая, кстати, у нас планета от солнца?

— Такая же как и у вас, двадцать шестая в четвертом ряду сбоку!

Глядя на его вытянувшееся лицо рассмеялся. Никодим тоже расхохотался, поняв, что его разыграли. Варя захихикала. Навряд ли она поняла шутку, скорее за компанию. Я хлебнул еще замечательного винца.

— Никодим, так что там с лошадками?

— Дорогой земляк, разрешите так вас теперь называть?

— Да, что уж там...

— Так вот, звали меня Арапов Никодим Ефграфович. Уроженец Тамбовской губернии, потомственный конезаводчик. Служил, дальше ротмистра подняться не позволила болезнь. Туберкулез сустава. Я как кошмар вспоминаю тогдашнее свое состояние.

— Туберкулез тогда не лечился?

— Были методы, но все это просто выманивание денег врачами. Смена климата, кумысолечение, пилюли. Все это помогало мало, и не надолго. Я знал, что мне осталось мало времени. Болезнь рано или позже возьмет свое. Оставалась надежда только на чудо. Вы верующий человек, Андро?

— Честно, говоря нет.

— Вот и я не был. Соблюдал обряды, придерживался видимости веры. Но по-настоящему к богу я пришел здесь. Хотя мир оказался не так устроен, как нам говорили попы, но все в жизни не спроста, теперь я это хорошо понимаю.

— Ну не будем об этом, вернемся к нашим баранам, т.е. Лошадкам.

Лицо Никодима на секунду скривила недовольная гримаска.

— Хорошо. Мир это прекрасен, в нем есть многое чего нет в нашем. Но и здесь нет много из того что нам привычно: проклятого сифилиса, туберкулеза и других бед. Но есть свои сложности...

Вздохнул, я не стал его торопить, пусть продолжит свою мысль.