Хозяин замка и окрестностей

— Дочка, поздно уже, я думала, мы поужинаем вместе.

— Пусть идут мать, попозже поедим.

Ее отец, не поворачиваясь, продолжал пускать кольца дыма.

Мы пошастали бесцельно по улице, зашли в кафе, поели свежей пиццы, мороженого не хотелось, на улице и так было прохладно. Ну и куда еще идти, в кино? Так и прогулялись туда — сюда, озябли, начал срываться снег, мать Нине позвонила и спросила, когда домой? Повел ее назад, чмокнула меня на прощанье в щечку, мы прижались друг к дружке напоследок, мой член в штанах упирался ей в лобок, на верх больше не подымался, поплеся домой с грустными мыслями.

Может знакомится с кем постарше? Какой старухой, лет двадцати пяти? Нет, старухи думают о замужестве в таком возрасте, приближаясь к тридцатилетней шкале древности им хочется 'чтоб все как у людей': оленя с пузом на диване, сопливый спиногрыз на горшке и куча фоток в одноклассниках о том, как она приготовила чудо салатик и отдыхала в Египте прошлым лето, о том, что она любит свою внутреннюю красоту и цветет в свои 'юные' годы.

Разглядываю половинку котлеты на вилке, и не смотря на мать, задаю ей вопрос.

— Мама, скажи где мой брат?

— Я же тебе сказала, Антон ушел, боюсь опять с этой связался, ты не слышал меня?

Мама улыбается так, когда хочет выглядеть веселой, но я вижу ее грустные глаза.

— Я не про него...

Лицо родительницы настораживается.

— Что ты имеешь в виду? Я тебя не понимаю.

— Все ты понимаешь, мне не пять годиков. Я хочу знать что сталось с моим братом — близнецом?

— Откуда ты это узнал, Антон рассказал?

— Нет, я просто сейчас понял, кого мне не хватает все это время. Пустота. Рядом со мной пустое, не занятое, место.

— Мы не стали тебе травмировать психику и говорить об этом, у меня были тяжелые роды...

Слуги разбегаются по сторонам, если попадаются нам на глазах. Отмечаю про себя, что не знаю даже по именам и десятой части этих горничных, поломоек, подавальщиц, девушек и юношей, взрослых солидных экономок и мужиков в ливреях, которые содержать мой замок в надлежащем состоянии. Их ежедневный труд не заметен, и все делается вроде само собой, пока не задумаешься об этом.

— Мяу, мяу!

— Вареник, ты перепутала, ты сейчас не киска, а лисичка! Разве лисичка может мяукать?

— Я не знаю, а что она умеет делает?

Варя спускалась на четвереньках по нашей парадной лестнице в зал приемов, я веду ее на поводке из тонкой черной кожи. На голове у девочки смешные накладные лисьи ушки, а в попке торчит пробка с лисьим хвостом, который тащится по полу. Ее носик упирается мне в трусы и мордочка с нарисованными усами трется об мою единственную деталь туалета. Варька вообще голая, если не считать ушей, ошейника и хвоста, на четвереньках изображает мою домашнюю лисичку.

Нам нравятся в последнее время такие игры с переодеванием, вернее мне нравятся, я заметил, что от этого появляется потенция, а Варя радуется каждой минуте близости, и идет на встречу моим инициативам. Я пьян в дупель и тянусь за новым бокалом вина. Лена в одних белых шортиках, ходит следом за нами и носит поднос с вином, с которого я беру новую и новую дозу. В другой руке у меня стек, которым я иногда шлепаю Варьку по заднице, это мне тоже нравится последнее время, как и наблюдать ее лесбийские игры с другими девочками.

Подвожу ее в угол зала, к 'зеленому уголку'. В центре маленький фонтан, два амурчика пытались поднять амфору, но еле удерживают на весу, из нее через край течет вода. Мраморные кадушки с пальмами и цветами, расставлены по бокам. Варя отдавили колени до красноты на полированных каменных полах, ее попа тоже горит красным от стека, но тем ни менее она умудряется вилять ей из стороны в сторону, при этом лисий хвостик бьет по стройным ногам.

Я ставлю бокал на поднос улыбающейся Лене, наклоняюсь и вытягиваю из Варькиной попки игрушку. Девочка сразу поняла, на что я хочу ее поменять и оттопыривает попку. Вогнал в нее вялый член, и даже несколько медленных движений сделал, пока не упал ей на спину и отрубился.

Проснулся в своей комнате. Я тут почти не сплю, большей частью в гнезде любви, с девочками отдыхаю. Мои апартаменты пусты, почти всегда, но наверное сейчас девочкам было легче дотащить меня сюда. Голова не болит, тут нет похмелья, я выспался и чувствую себя хорошо. Лена поднимается с кресла у изголовья и протягивает мне стакан прохладной крови свежеубитых помидорок со специями. Мне было очень плохо вчера.

— Роды были очень тяжелые, ты был очень слаб, мы боялись, что можем потерять и тебя.

— А где она похоронена?

— Похоронена? Андрюша, она родилась мертвой, недоношенной, это был плод, а не ребенок, таких не хоронят...

Не хоронят. И не кремируют, я знаю точно, что в нашем городе нет крематория, значить ее выкинули. На территории больницы есть яма, для такого отработанного материала: ноги, части кишок, сгустки крови и абортивные массы. Все в яму. Туда и кинули маленький трупик мой сестры. Сестренки, которая ни разу не вздохнула, ни разу не увидела свет. Зачем зародилась ее жизнь, для того чтобы умереть до рождения?