Хозяин зеркал

Через час Расмуссен решил, что следует забыть про гордость. Конечно, можно было подождать прихода тех, кто разукрасил Храм надписями. Но если это именно они расчленили Вольфенштауэра, встречаться с таинственными каллиграфами не хотелось. Притом кто знает – может, они проводят собрания раз в полгода и последняя встреча состоялась вчера? Окочуриться в холодном и пустом Храме Расмуссену не улыбалось. Вздохнув, он что было сил заколотил в дверь и заорал: «Эй! Кто-нибудь! Помогите!» Железные створки ответили колокольным гулом, но в ту же секунду в лишенные стекол окна ворвался порыв ветра. Ветер принес снежинки. Первые из них напоминали белых мух, затем снежинки выросли до размера куриц, и не прошло пяти минут, как в окна уже валились целые сугробы. Буря завывала снаружи и внутри, так что все удары и вопли Расмуссена тонули в неистовстве пурги. У полицмейстера зуб на зуб не попадал. Одежда еще не успела высохнуть и мигом заледенела. Расмуссену казалось, что в Город вернулась Королева и привела с собой как минимум трех близняшек-сестер.

Вконец отчаявшись, он собрал несколько подходящих на вид обломков и попытался развести костер, но огонек спички задувало ветром, а отсыревшие доски отказывались гореть. Оставалось одно. Поплотнее запахнув шинель, полицмейстер устроился у стены, там, куда задувало поменьше, и приготовился ждать.

Расмуссен уже почти задремал, убаюканный песней вьюги, когда в мечущихся по Храму тенях что-то изменилось. Он встряхнулся и понял, что ангел вновь задрал крыло и из-под крыла пробивается красный факельный свет. Водяной их дери! Конечно, когда и встречаться конспираторам, как не сейчас, когда Храм прочно отрезало от рынка и слободки снежной завесой. Оскар вскочил и метнулся за груду костей. Хорошо еще, что несчастные Василиски выгорели не до пепла и что кто-то позаботился о складировании их останков. Взгромоздив себе на спину с полпуда костей и сдвинув в сторону крупный череп, Расмуссен принялся наблюдать.

Из-под крыла вынырнула фигура в кроваво-красной мантии и с факелом в руке. Лицо человека закрывала белая носатая маска, похожая на те, что надевают городские модники во время Зимнего Карнавала. Следом показались еще фигуры в плащах. Темные, приземистые, они всё шли и шли. Оскар успел насчитать две дюжины, пока поток не иссяк и ангел вновь не опустил крыло.

Первый, краснорясый, человек вскарабкался на груду обломков – похоже, он собирался использовать их как церковную кафедру. Факел он по-прежнему держал в руке, и еще что-то блестело у него на пальце, маленькая алая искорка. Кольцо? Расмуссен подумал, что, если метель кончится, факельный свет могут заметить жители слободки. Впрочем, что с того? О Храме Праведных-во-Гневе ходили самые зловещие слухи. Наверняка живущие в слободе решат, что это местные призраки справляют свой шабаш. Не то чтобы обряженная в плащи, молчаливая толпа не напоминала призраков… От размышлений Оскара отвлекли странные звуки, и через секунду он понял, что собравшиеся поют. Гундосо и протяжно они выпевали что-то вроде церковного гимна, только гимнов с такими словами Лягушонок Оскар ни разу не слышал.

Когда осколки неба падут на твердь,
Когда Трое сменят Одну,
Когда отец напоит кровью сына,
Когда сын напоит кровью отца,
Когда любовь станет льдом,
Лед – любовью,
А поражение – победой…

– Что случится тогда? – возопил человек в красном, еще выше воздевая факел.

Собравшиеся в едином порыве вскинули вверх кулаки и выдохнули:

– Придет возмездие!

Сверкнули разноцветные искры. На руках слушателей тоже были кольца, и от этого зловещего единства и от услышанных слов у Расмуссена по спине побежали мурашки.

– Что дает нам право мстить? – продолжил краснорясый.

Расмуссен подумал, что где-то слышал этот голос, только вот где? Маска и гуляющее по храму эхо искажали звуки.

– Наш праведный гнев! – откликнулись остальные.

– Что обрекает наших врагов на гибель?

– Их грехи.

– Каковы же эти грехи?

Голоса рассыпались угрюмой перекличкой.

– Чревоугодие!

– Алчность!

– Сладострастие!

– Гордыня!