Хозяин зеркал

В особняке Кея, куда Расмуссена вызвали срочной депешей, было не менее оживленно, чем в префектуре, хотя и на свой, макабрический лад. Расмуссен добрался сюда на пролетке, которая была быстрее и маневреннее, чем ведомственные паромобили. Проезжая через Центральную площадь, где строители и ассенизаторы все еще разгребали обломки фонтана, Оскар недовольно поморщился. Из-под колес пролетки фонтанами летела жидкая грязь. Пешеходы шарахались. Возничий осадил заклекотавших страусов перед крыльцом особняка, и полицмейстер, скинув шинель на руки швейцару, взбежал по широкой лестнице. Наверху его приветствовал слуга Кея, белый и важный Фрост. Едва склонив голову, Фрост проводил гостя в столовую.

Столовая, некогда пышная и богато декорированная, сейчас наводила на мысли о потопе, лавке мясника и вернисаже в анатомическом театре. Весь пол был залит водой. По стенам и потолку расползлись потеки. На столе, предназначенном на сто персон, были разложены куски темной ткани, а на них в живописном, но зловещем порядке лежали человеческие останки. На первом расположился аккуратно разделанный окорок. От бедра тянулся штыковой шрам, а чуть ниже виднелся след от пули. На втором лежала кровянистая печень, на третьем – сердце и член, отчего-то в синеватых чернильных пятнах, и венчала композицию седовласая, коротко остриженная голова. По лицу молодой полицмейстер не мог не признать своего предшественника, графа Рогана фон Вольфенштауэра, больше, впрочем, известного в управлении под кличкой Старый Пердун. Куски ткани пропитались кровью, что доказывало свежесть останков. Значит, Старого Пердуна расчленили совсем недавно. Рядом к спинке стула было привязано четыре черных воздушных шара.

Вокруг стола собрались тройка Господ и хозяин особняка. Находившиеся в комнате беседовали так оживленно, что Расмуссен счел за благо не афишировать свое появление. Скромно оставшись в тени и прислонившись к колонне, он прислушался.

– Следует признать, что меня наш потрошитель уважает больше всего, – говорил Кей. – Мне досталась голова.

– Это как посмотреть, – заметил P, склонивший над столом закрытое клювоносой маской лицо. – Сердце и, гм, вторая часть тела, отправленные моему коллеге W, в некоторых культурах ценятся выше… Кстати, что это за синие пятна? Полковник страдал венерическим заболеванием?

– Вообще-то это татуировка. Морские змеи, обвившие нефритовый жезл. Становится четко видно, когда…

– Увольте нас, W, – пропыхтел жирный Господин F.

W, прятавшийся на сей раз под маской стервятника, прервал рассказ и стервозно хихикнул. Кей поморщился.

– Наш друг склонен к театральным эффектам, – процедил он. – Это о чем-то говорит собравшимся?

F и P как по команде повернулись к стервятнику W.

– А чего сразу я?! – немедленно возопил W. – Я вон театр городской спалил. Ненавижу искусство. Особенно судаков под сметанным соусом.

– При чем здесь судаки? Нежная и питательная рыба… – Это, конечно, был F, уже очнувшийся от утреннего недомогания. – Зато расписать шары дурацкими птичьими головами – очень в вашем стиле…

– Да, вы бы, конечно, изобразили там свиную голову с печеным яблоком. Впрочем, вы бы и не стали делиться требухой с нами, F, а лично бы ее потребили в сметанном соусе.

F злобно засопел. Атмосфера в зале ощутимо накалялась – Расмуссен почти увидел, как от углов ползут к центру комнаты струйки пламени. Он отделился от колонны и, громко кашлянув, шагнул вперед.

Четверо обернулись к нему.

– А это еще что? – пробулькал F.

– Забыл представить. – W подошел к Оскару и дружески приобнял его за талию – горловое перо стервятника немедленно угодило Расмуссену в глаз. – Новый глава наших доблестных блюстителей порядка, полковник Оскар Расмуссен. Я его назначил вчера… или сегодня… В общем, когда-то да назначил.

– Еще один полковник? – раздраженно спросил владелец особняка. – Этого, – он ткнул пальцем в останки, – нам недостаточно?

W хмыкнул:

– Этот, к сожалению, не поможет нам выяснить, кто же его укокошил.

– Вы ошибаетесь, сэр, – негромко сказал Расмуссен.

Он уже избавился от дружеской руки на талии и сейчас внимательно изучал шары. Шары весьма напоминали те, что на рассвете парили над фонтаном, с одной лишь разницей – вместо медвежьей головы, давней эмблемы Сопротивления, на резине белой краской была изображена голова петуха.

– Ошибаюсь? – В голосе W появились опасные нотки. – В чем же я ошибаюсь? Надеюсь, не в том, что назначил вас полицмейстером?

Расмуссен молча указал на рисунок.

– Ах, это? – протянул W. – Думаете, Василиски?

– Кажется, они пользовались такой символикой.

– Вздор и вздор! – заявил F, шумно плюхаясь на свободный стул. Стул крякнул, но выдержал. – Город очищен от этой мрази более ста лет назад. Собор заколочен, и ключ хранится у нашего доблестного военачальника. Так, W?

Перья стервятника кивнули.

– Не согласен, – упрямо сказал Оскар. – Храм Праведных может быть заколочен, но что мешает им собираться в другом месте? Кроме того, мы можем иметь дело не с организацией, а с одним человеком…