Хозяин жизни

Юрий Симоненко ХОЗЯИН ЖИЗНИ

Широкий чёрный автомобиль с мигалкой катил по серым улицам. Накрапывал дождь. Серые мыши с мокрыми хвостами и облезлые хомяки куда-то бежали вдоль тротуаров, спешили. Хвостатые бляди в маленьких машинках недовольно морщили мордочки, но всё же пропускали сверкающего жёлтым проблесковым маячком полированного монстра, когда тот напирал сзади, раздражительно сигналил и моргал фарами. Крепкие хомяки на джипах предусмотрительно освобождали полосу заранее, чтобы не приходилось отъезжать в сторону в последний момент и тем принижать статус обладателей джипов.

В отделанном бежевой кожей и дорогим деревом салоне лимузина было просторно. Дома, витрины, тротуары с бредущими по ним неудачниками сменялись за окном словно кадры из кинофильма. Здесь, по эту сторону окна, никто никуда не спешил.

Кузьма Кузьмич сидел, развалившись на диване, курил сигару и смотрел в окно. Его квадратная жопа заполняла едва ли не половину всей площади дивана. Шерсть его лоснилась, кожа на лапах была розовая, карие, выкатывающиеся из орбит глазки-бусинки смотрели сыто, нагло и безразлично.

Выпустив колечко ароматного дыма, Кузьма Кузьмич протянул лапу с сигарой к позолоченной пепельнице и стряхнул пепел наманикюренным когтем.

«Вот он, успех!» — подумал Кузьма Кузьмич. — «Я, обычный хомяк с окраины, добился от жизни всего, чего хотел и теперь сижу здесь, по эту сторону жизни…» — Автомобиль остановился на светофоре. — «Вон, этот», — взгляд его упал на прохожего, — «с мокрыми усами… Интеллигент вшивый! Топчется на остановке, автобус ждёт. Холостяк. Видно. Какая нормальная баба станет жить с неудачником ездящем на автобусе! А эта…» — Кузьма Кузьмич перевёл взгляд на молоденькую мышку, — «…блядь хвостатая! Стоит. Косится. Может подобрать? Спит и видит, как бы сесть солидному мужчине на… хвост. Знаю, знаю, что за мысли крутятся в этой милой серенькой головке…» — Машина тронулась. — «И их таких миллионы! Серое быдло». — Кузьма Кузьмич затянулся сильнее обычного, от чего выпуклые карие глазки покраснели ещё сильнее.

Выпустив целое облако дыма, он ткнул сигарой в пепельницу.

«Дурачьё криволапое. Зачем живут — сами не понимают. И правильно! Для этого и работаем…» — Надменная ухмылка чуть скривила хомячью морду. — «Эх, мне бы больше власти… Чтобы как у крыс!» — Он мечтательно прикрыл глазки-бусинки, при этом два передних резца выдвинулись из пасти сильнее обычного. — «Но, увы, я родился хомяком, а не крысой…»

За окном смеркалось. Настроение Кузьмы Кузьмича было неплохое, нет — так, легкая вечерняя меланхолия. Ему она даже нравилась. Лимузин ехал по широкому проспекту. С минуты на минуту должны были включиться фонари. Витрины магазинов, кафе и ресторанов уже светились, добавляя в дождливый вечер ощущение праздника.

Зазвонил телефон. Кузьма Кузьмич подобрал лежавшую рядом на сиденье трубку, посмотрел на экран и ответил.

— Да, моя мышка!

— Дорогой, — пропищал в трубке голос жены. — Ты еще не дома?

— Нет. Буду позже. А ты где?

— У мамы. Я немного задержусь. Мама приболела… Я уже распорядилась, чтобы тебе приготовили ужин, а я поужинаю здесь… у мамы.

— Хорошо. За тобой машину прислать?

— Не нужно, я с водителем.

— Если что, звони.

— Целую, дорогой! Пока-пока!

Гудки.

— Сука хитрожопая! — выругался сквозь зубы Кузьма Кузьмич. — Мама приболела… — и продолжил уже мысленно: «У старой бляди батальон любовников. Насмерть заебёт кого угодно, болезная…»

Он нажал кнопку на тумбе слева и из тумбы выдвинулся ящичек, в котором лежали сигары, миниатюрная гильотина и серебряная зажигалка.

«С водителем…» — Кузьма Кузьмич снова закурил. — «За дурака меня держит, тварь усатая».

Он уже давно не любил жену, и та отвечала ему взаимностью. Иногда ему казалось, что он вообще никогда и никого не любил. Все эти молоденькие мышки были для него так, обслуживающим персоналом. Как швейцар, например. С той лишь разницей, что швейцары открывали перед Кузьмой Кузьмичом двери и получали за это чаевые, а остроносые молодушки раздвигали лапки, и тоже не бескорыстно. Единственной, и по-настоящему честной любовью в его жизни, была любовь к власти. Власть — вот её Кузьма Кузьмич любил всем своим хомячьим существом.