Хозяин жизни

Она гасила его горячее либидо. И разве ей помогло? Он неделю будет терпеть? Или спустит пар с какой-нибудь женщиной, которую никогда больше не увидит? Каков статус наших отношений? В верности он мне не клялся. Голова ломится от разных мыслей. Наверное, я должна доверять ему.

Мне грустно. А Дусманис не говорит никаких нежностей. Впрочем, он и раньше не особо сюсюкался. Я запихиваю телефон обратно в карман и, всхлипнув носом, поднимаю глаза на...

На застывшую в диком ужасе свекровь. До меня не сразу доходит, что не только мне легко запомнились пять семерок.

— Зачем тебе звонит мой бывший муж?!

Глава 45

Миша оказался прав, все написано на моем лице. Задыхаюсь, осознав, — она догадалась. Моя все еще свекровь поняла, что я бросила Артура ради его отца. При этом не нужно быть гением, чтобы понять — замуж он мне не предлагал. Мои губы сохнут, лицо покрывается пятнами, выступает холодный пот. Необходимо срочно придумать достойную причину, по которой он может мне звонить, оправдать Мишу. Но перед глазами стоит его голое тело, плоский смуглый живот и твердые, как орех ягодицы.

— Ну ты, — блуждает ненормальным, отсутствующим взглядом, — ну ты и дрянь!

Она избегает смотреть прямо на меня, ее взгляд мечется туда-сюда по асфальту под ногами. Надежда поднимает голову, хватая воздух ртом и, распахнув наполненные ужасом глаза, шипит, будто кобра.

— Ты что же, паскудина малолетняя, на моего мужа залезла? — очень странно ошибается Надежда Васильевна.

Хочется напомнить, что ее мужа зовут Владимир, но сейчас она, кажется, больше моя соперница, чем свекровь. Ее все еще молодое лицо искажает гримаса ужаса. Миша чертовски прав, у меня все-все написано на лице.

— Его денег захотела? Отвечай! — истерично орет моя свекровь.

Очень быстро бледнея, она морщится, словно от боли, в ее голове складывается нехитрый пазл. Любящая мать мгновенно забывает обиду, нанесенную много лет назад.

— Артур! Мой мальчик. Мой Артур оказался недостаточно хорош для тебя, глиста рыжая? Да он же тебя по ресторанам водил, подарки дарил, с работы встречал! На квартиру даже не рассчитывай, проститутка!

Дергаюсь, встречаясь глазами с проходящим мимо физруком. Будь она неправа, я бы стала защищаться, но хоть дело и не в деньгах, Артура я, действительно, бросила ради его отца.

— Я пойду, — решительно обхожу Надежду, но она резко мечется за мной, преграждая путь.

Она еще не все сказала.

— Артур в больнице, он чуть не умер, а ты с его отцом? Да где твоя совесть?

— Прекратите кричать.

— Стыдно? Правильно, стыдись себя, курва драная. Я тебе такое устрою, до старости не умоешься. Да тебя техничкой в школу не возьмут, — преследует она меня вдоль школьного забора.

Я нервно комкаю ремешок сумки, ускоряя шаг.

— Да что Вы мне сделаете? — не выдерживаю.

— Прокляну. Прокляну до пятого колена. Ты у меня никогда не родишь. Я к бабкам пойду, повитухам, фотографий твоих полно. Они так нашепчут, что у тебя матка высохнет.

Ох, е-мае, сорокалетняя женщина верит в такой бред.

— Надежда Васильевна, Вам надо успокоиться.

— Ты меня по имени не зови. Грязным ртом своим, которым ты ему… Пререкаться удумала, дрянь малолетняя. Думаешь, Дусманис тебя защитит? Да у него таких, как ты, только при мне штук десять было, — попадает она в болезненную точку, внутри все сжимается от ревности.

— Ну Дусманис, ну сволочь кобелистая, — продолжает визжать свекровь, — паскуда бл*дская.

— Прекратите сейчас же! — пытаюсь перейти дорогу, но она будто ворона, увидевшая крошки на моем темечке, клюет и клюет. — Это вообще не ваше дело!

— Не мое? — пучит она свои резко выцветшие глаза, — не мое?! — повторяет истошным криком, — ты мне, дырка рыжая, указывать не смей. Я тебе, дрянь малолетняя, за Артурчика своего волосы на башке повыдергиваю. Ты ему все расскажешь. Ты извиняться будешь перед ним неделями. На коленях ползать. Ненавижу! Смерти твоей хочу! Убила бы прямо сейчас, если бы не тюрьма. Отец у него теперь только Володя. А этого недоразумения двухметрового больше в нашей жизни не будет. Трахнуть жену сына, — сжимает рукой рот, подвывая, — боже мой.

Я пытаюсь уйти, но свекровь неожиданно кривится в жуткой истерике. Злость перевоплощается в дикий рев.

Она плачет, кусая свои покрытые помадой губы. Трет глаза, размазывая густо накрашенные глаза. И начинает говорить совсем другое.

— Ты ничего ему не скажешь, поняла? Сыночка мой родненький. Он с этим не справится. Он из-за тебя, паскудины, пить начал. Он не переживет. Он любит тебя, неблагодарная. Если в тебе хоть что-то человеческие осталось. Если он тебе хоть немножечко дорог. Ты оставишь этого кобелюку проклятого и исчезнешь из нашей жизни.

В автобус я не сажусь, быстро иду пешком, не разбирая дороги. Все время оглядываюсь, испытывая дикий ужас, что мать Артура догонит меня и продолжит оскорблять. Но ее нет.

Добравшись до дома, быстро закрываю за собой дверь. Меня трясет. Мама уже вернулась из санатория. Пробегаю мимо нее в ванную и закрываюсь изнутри. Каждое слово свекрови сделало во мне дырку.

— Маш, дома? А то я в тазу сижу. Педикюр собралась делать.