Хозяин Зоны

Ответ: В 1929 году во время вербовки меня Грехманом для шпионской деятельности я получил задание собирать сведения шпионского характера и предоставлять ему. Я задал Грехману вопрос: «Для чего тебе эти сведения?» Грехман мне ответил: «Эти сведения мне нужны для передачи в Польшу». После этого я дал согласие. Выполняя задания Грехмана по шпионской деятельности, я регулярно, до 1937 года, передавал последнему сведения шпионского характера. Я рассказывал ему о настроении населения, характеризуя отдельных лиц, о материальном обеспечении колхозников на разных этапах, о состоянии тягловой силы в колхозе и ее количестве, о количестве засеваемой площади и полученном урожае, о количестве задолженности по колхозу, о количестве хлебопоставок и их выполнении, о задолженности государству, о помощи, оказываемой колхозу государством.

Протокол записан с моих слов верно, мною прочитан, в чем и расписываюсь.

Допросил помощник оперуполномоченного сержант госбезопасности Гурин.

Гурин пододвинул оба листка, на которых уместился протокол короткого допроса, к Тысевичу:

— Прочитай и распишись на каждом.

Тысевич послушно прочитал протокол и подписался на каждом листке.

— Конвой! — крикнул Гурин. Тут же распахнулась дверь, и на пороге возник конвоир. — В камеру.

До обеда Гурин успел допросить еще троих, мороки ни с кем не возникло, все говорили послушно, и сержант снова подумал о том, как хорошо работают товарищи из Изяслава: все арестованные поют, как по нотам, ни один не отказался от показаний.

Надо бы руководству об этом доложить, там, судя по всему, кто-то толковый работает. Хотя, если честно, это не его дело.

Плотно пообедав в столовой, сержант закрылся у себя в кабинете и часок вздремнул. Повезло, никто в течение этого времени не постучался в дверь и не побеспокоил его. Проснувшись, Гурин взглянул на часы: в самый раз, пора браться за работу. Всех, кого надо, он допросил, теперь нужно было оформлять документы в ГУГБ СССР.

Дело, которым занимался сержант, суеты не терпит, именно поэтому его и поставили на эту работу: почерк красивый, пишет без ошибок, к тому же прекрасно освоил пишущую машинку. В Москву материалы представлялись только отпечатанными на машинке. До этого обвинительные заключения печатала секретарша, но ее пришлось уволить, то есть совсем уволить, окончательно. У подружки взяли мужа, так она, дура, язык распустила и сообщила жене арестованного фамилию следователя, а та давай приставать к нему. Следователь — к начальнику отделения: так, мол, и так, где-то утечка, откуда жена подследственного могла узнать, что дело мужа ведет именно он? Вычислили утечку, это оказалось не так уж сложно. Вычислили, а позже уволили по причине автокатастрофы — тебе зарплату такую платят не только за то, что умеешь пальцами по клавишам тюкать, а и за то, чтобы язык за зубами держала!

Начальник управления после этого случая сказал, чтобы баб к секретным документам на пушечный выстрел не подпускали… Вот и приходилось обвинительные заключения по двадцать раз перепечатывать — то начальник отдела что-нибудь заметит, то ему же начальник управления за оплошность накостыляет. В последнее время тот часто спрашивал: «Неужто на такую ответственную работу нельзя кого-нибудь грамотного посадить»? А где их наберешься, грамотных да умеющих на машинке печатать? Грамотные, как правило, социально чуждый элемент, их прием в органы даже теоретически не рассматривается. Когда нашли Гурина, начальник отдела вздохнул с облегчением.

Между тем Гурин достал из стола бумагу, переложил листки копиркой и вставил в машинку. «Эх, — подумал он, — когда шел в органы, надеялся, что тут погони, перестрелки, головоломки… А оказалось, что сплошные бумаги, бумаги, бумаги. Дерьмо, дерьмо, дерьмо… А где же романтика?»

Он тяжело вздохнул и начал стучать двумя пальцами.