Хозяйственная этика мировых религий: Опыты сравнительной социологии религии. Конфуцианство и даосизм

Но и обращение серебра в слитках означало большие неудобства. Его каждый раз нужно было взвешивать, и считалось легитимным, что провинциальные банкиры покрывали свои большие издержки с помощью весов, отличных от тех, что использовались в портовых городах. Пробу должны были проверять кузнецы. При сильно возросших платежах серебром центральное правительство требовало для каждого слитка данных о месте производства и проверки. Отлитое в форме башмака серебро в каждой местности имело разный лом.

Ясно, что такое положение должно было привести к банковской валюте. Гильдии банкиров в пунктах оптовой торговли, векселя которых признавались повсюду, взяли ее учреждение в свои руки и добились права оплачивать все торговые долги банковской валютой. Но и в XIX веке не было недостатка в рекомендациях вернуться к государственным бумажным деньгам (например, в меморандуме 1831 года).[60] И аргументы были совершенно те же, что в начале XVII века и в Средневековье: промышленное применение меди угрожает монетному обороту и тем самым ценовой политике, и, кроме того, посредством банковской валюты денежная система оказывается в руках торговцев. Но тогда до этого не дошло. Содержание чиновников — могущественных интересантов — в значительной мере выплачивалось серебром. Их широкие слои были солидарны с заинтересованностью торговли в невмешательстве пекинского правительства в денежную систему, поскольку шансы чиновников на получение дохода зависели от торговли. В любом случае все провинциальные чиновники были единодушно против любого усиления финансовых властей и прежде всего против финансового контроля со стороны центрального правительства.

А масса мелкобуржуазного населения и мелких крестьян, несмотря на сильное, но в последние века в целом последовательное и медленное падение покупательной способности меди, не была или лишь в незначительной мере была заинтересована в изменении существующего положения.

Банковско-технические подробности китайской платежной и кредитной системы здесь можно оставить без внимания. Заметим лишь то, что таэль, весовая единица расчета, встречалась в трех основных и нескольких дополнительных формах, а помеченные клеймом банкира слитки в форме башмака имели очень ненадежный лом. Никакой установленной тарификации медных монет не существовало уже очень давно. Внутри страны единственными наличными деньгами были медные. А вот запасы серебра и особенно темпы его роста с 1516 года были очень значительными.

Итак, перед нами два уникальных факта: 1) очень резкое увеличение наличия благородных металлов хотя и привело к некоторому росту денежного хозяйства, особенно в финансах, тем не менее сопровождалось не сломом, а явным усилением традиционализма и не вызвало каких-либо заметных капиталистических проявлений. Далее: 2) произошел колоссальный рост населения (о его масштабах мы еще скажем) — без всяких стимулов со стороны капиталистических форм хозяйства, которые, в свою очередь, никак не стимулировались им. Скорее этот рост происходил в привязке к (в лучшем случае!) статичной форме хозяйства. Это требует объяснения.

На Западе в античности и Средневековье носителями финансовой рационализации, денежного хозяйства и политически ориентированного капитализма являлись города, а в Средневековье — также курия и возникавшее государство. Что касается монастырей Китая, то мы видели, что их считали чуть ли не угрозой металлическим деньгам. Городов, которые — подобно Флоренции — создали стандартные монеты и проложили путь государственной монетной политике, в Китае не было. Здесь провалилась не только государственная валютная политика, но и попытка утвердить денежное хозяйство.

Вплоть до последнего времени типичными были оценки монастырских и многих иных приходов[61] в качестве источника (преимущественно) натуральных выплат. Несмотря на все аналогии, китайский город в решающих пунктах также отличался от города на Западе. Китайский иероглиф «город» означает «крепость». Это было характерно и для западной античности и Средневековья. В Китае в древности город являлся резиденцией правителя[62] и вплоть до Нового времени оставался в первую очередь резиденцией наместника и иных крупных должностных лиц; т. е. был местом, где — как в городах античности или, например, в Москве времен крепостного права — прежде всего расходовалась рента: отчасти земельная рента, отчасти должностное содержание и другие доходы, прямо или косвенно обусловленные политически. Помимо этого, как и повсюду, в городах были сосредоточены купечество и ремесло — хотя последним занимались не только здесь, как в западном Средневековье. Рыночное право существовало и в деревнях, где находилось под защитой деревенского храма. У города не было рыночной монополии, гарантированной государственной привилегией.[63]