— Маги с рождения посвящены в тайны мира, мой друг. Мы искушены в путях волшебства, — продолжает он улыбаться, и поскрёб длинную бороду. — Поверь, твои собственные страхи, боль, сопереживание народу людскому и возносят преграды перед могуществом магии. Потому я и был всесилен, что отрёкся от всех человечных чувств и эмоций. Пустота эта заполнилась неведанной силой.
— Я вспомню себя и без этого, друид, — говорю чуть резко.
— Знаю. Иначе бы не рассказал о себе.
Друид глядит в серое небо. Вот-вот начнётся дождь. И говорит:
— Скоро придёт время. Скоро ты поможешь мне и тогда вспомнишь себя…
— Твои слова полны зловещей тайны.
— Так и есть.
Он смотрит мне в глаза и кивает на мои ноги.
— Твои сапоги совсем износились. Вчера я заготовил кожу. Тебе нужна новая обувь перед холодами.
С этим не поспоришь.
— Пойдём, покажу тебе кое-что. В будущем тебе пригодится.
Друид ведёт в свою «сокровищницу», куда ещё не пускал меня. Останавливается у дверей и говорит:
— Ты не только маг, мой друг, но и воин, да ещё и благородных кровей.
Ухмыляется.
— Да ты и сам об этом догадываешься, поди.
Молча смотрю на друида. Тот кивает своим мыслям и открывает тяжёлую дверь ключом, который держит на старой грубой верёвке, повязанной на шее.
Магией зажигает факелы по бокам. Небольшая комната озаряется тёплым светом.
— Ну как тебе? — спрашивает старик.
Оглядываю его сокровищницу и произношу:
— Ты тот ещё старьёвщик, друид.
— Ха! Тоже мне нашёл старьёвщика! — возмущается маг, берёт в руки первый попавшийся предмет — длинное копьё со зловещим зазубренным наконечником и несколько раз, очень ловко и умело взмахивает им в воздухе.
Я предусмотрительно делаю шаг назад.
— Погляди, у меня собрано лучшее оружие всего мира! — с гордостью восклицает старик. Откладывает в сторону копьё и следит за мной и моей реакцией.
— Убийственная сокровищница, — улыбаюсь ему.
Подхожу к дальней полке и с удивлением смотрю на мощное оружие.
— Выглядит устрашающе, — говорю чуть удивлённо.
Берусь за узловатую рукоять просто гигантского двустороннего лабриса и пытаюсь его поднять.
— Жрецы и служители Богов, ещё совсем в давние времена выковали церемониальный топор для жертвоприношений, убивая им быков. Но оружие, как и всякое другое, из священного и религиозного стало боевым. Ты первый человек нынешней эпохи, кто видит этот лабрис, мой друг. Он пролил немало крови. И я сейчас говорю не о крови жертвенных быков.
Гляжу в усталые глаза старца и спрашиваю что не смел спросить у него раньше:
— Сколько же тебе лет?
— Уже не помню, — улыбается он тоскливо, а потом, смеясь, кивает на топор. — Силы не хватает, да?
Хмыкаю и снова делаю попытку поднять лабрис.
— Сила есть! — сиплю и чувствую, как напрягаются жилы, вздуваются вены. — Тяжёлый какой…
Совсем немного удаётся мне приподнять топор, но понимаю, что и правда, сил столько нет. Со стуком опускаю оружие на место.
— Тот, кто приручит лабрис — легко будет рубить людей, мой друг.
— Да, если они постоят не шевелясь, — заканчиваю мысль.
Друид смеётся и подходит к большому сундуку, заваленному всевозможными клинками, ножами, стрелами, да так небрежно, будто он собрался избавиться от этой груды металла.
Даже паутиной всё поросло.
— Вот, гляди, есть кое-что получше, — говорит друид. — Для твоего времени — это оружие самое идеальное. Лабрис пусть останется в прошлом, когда воины были в два раза больше нынешних мужей и злее, чем сейчас.
Друид протягивает мне простой меч в ножнах из вытертой от времени серой кожи.
Беру оружие с благоговением, так как понимаю по работе рукояти и ножен, что не так прост клинок. Несмотря на тусклость и простоту ножен, что были без украшений и вычурности исполнения, откуда-то из глубин своей памяти, что укрыта от меня безликим вязким туманом, я вдруг вспоминаю, что меч этот — работы кельранского мастера, чьё оружие ценится по всему миру и добыть его можно ни на ярмарке, ни у торговцев, а лишь в бою, предварительно убив кельрана. Или же, как дар, что в принципе невозможно из-за скрытности и не дружелюбности кельранов.
— Этот определённо гораздо лучше, — говорю удивлённо. — Кельранский меч. Откуда у тебя это чудо, друид?
— Работа самого мастера Масуманэ-Ханси, — гордо отзывается друид. — С таким мечом, мой друг, для тебя будет открыта Кельрана.
Да, обладание мечом подобного вида ставит его владельца на довольно высокую социальную ступень.
Простолюдины, ремесленники, купцы — не имеют права носить холодное оружие. Лишь воины и знать могут взять в руки меч. Но у кельранов каждый первый — воин, что мужчины, что женщины и дети.
А вот если иноземец к ним придёт, то не тугой кошелёк с золотом, не богатые одежды или количество слуг, а меч кельранского мастера, заткнутый за пояс, послужит бесспорным свидетельством истинного воина. Но лишь условие одно: меч иноземцем добыт в бою или же был подарен.
Сжимаю эфес, отмеченный неглубокими желобками для ещё более прочного захвата, и резко выхватываю оружие из ножен. Звук, что производит клинок — лязг, звучит словно музыка.