По мнению лингвистов, «росские» названия порогов имеют германо-скандинавское происхождение. Многие славянские названия без перевода понятны и современному русскоязычному читателю.
«Затем достигают так называемой переправы Крария, через которую переправляются херсониты, [идя] из Росии, и пачинакиты на пути к Херсону. Эта переправа имеет ширину ипподрома, а длину, с низа до того [места], где высовываются подводные скалы, — насколько пролетит стрела пустившего ее отсюда дотуда. Ввиду чего к этому месту спускаются пачинакиты и воюют против росов. После того как пройдено это место, они достигают острова, называемого Св. Григорий. На этом острове они совершают свои жертвоприношения, так как там стоит громадный дуб: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они и стрелы вокруг [дуба], а другие — кусочки хлеба, мясо и что имеет каждый, как велит их обычай. Бросают они и жребий о петухах: или зарезать их, или съесть, или отпустить их живыми.
От этого острова росы не боятся пачинакита…»
Не менее результативно руссы совершали и морские походы. Славянские суда, в целом не очень хорошо приспособленные к дальним морским переходам, тем не менее успешно преодолевали Черное море и неоднократно нападали на Константинополь.
Очень важным и спорным вопросом является время появления у славян конницы. Нужно уточнить, что речь идет именно о боевой коннице, а не просто использовании лошадей как транспортного средства. Как видим из приведенных отрывков, в изначальной древности славяне вполне могли управляться с конными повозками, умели скорее всего ездить верхом, но в бой предпочитали вступать пешими.
Приход мореходов-варягов в VIII–IX веках мало что поменял в этом отношении: варяги, подобно самим славянам, предпочитали сражаться пешими: ведь на боевых судах — драккарах, вмещавших до сотни воинов, не было места для табуна лошадей. Да и природные условия Севера Европы не слишком благоприятствовали коневодству: там нет ни тучных пастбищ, ни ровных путей. Недаром скандинавам пришлось осваивать морскую стихию.
Однако увеличение военных, политических культурных связей с теми регионами, где кавалерия составляла основу армии, заставила славян потихоньку перестраиваться. Поворотным в этом отношении для восточных славян стал X век, время, когда Русь столкнулась с новой опасностью, пришедшей с востока: печенегами, которые, как все степные народы, были прекрасными, можно сказать, прирожденными наездниками.
Первым князем, которому пришлось выдерживать их натиск, был Игорь Рюрикович. Надо полагать, им была осознана необходимость иметь в своем войске, помимо сильных пеших отрядов, еще и конницу. О конных битвах Игоря Рюриковича нам ничего не известно. Скорее всего сын варяжского конунга гораздо привычней чувствовал себя на борту морской ладьи, чем в седле, но вот уже его сын Святослав в самой первой своей битве, будучи еще совсем маленьким, уже выступает на коне. И в дальнейшем стремительные, «пардужьи» перемещения князя-рыцаря вряд ли были бы возможны без использования конницы.
Славяне учились конному бою у восточных соседей — кочевников, обладавших легкой кавалерией, способной наносить молниеносные удары. Учились и у византийцев, чьи тяжеловооруженные всадники — катафрактарии, выступавшие конной фалангой, славились неодолимой мощью удара, противостоять которому было практически невозможно.
Впрочем, до совершенного овладения восточными славянами тактикой конного боя было все-таки далеко. В решающие моменты дружина Святослава все-таки предпочитала биться в пешем строю, а конные сшибки не приносили особенно хороших результатов. Об этом свидетельствует подробный рассказ византийского историка Льва Диакона о войне Святослава в Болгарии.