29- ю гвардейскую возглавлял теперь полковник Лазарев Венедикт Михайлович -тот самый, который однажды провожал меня в разведку на переднем крае, будучи еще капитаном, начальником штаба полка. Быстро вырос офицер: от капитана до полковника, от начштаба полка до комдива, а ведь и двух лет не прошло. Не просто повезло, не потому, что «в струю попал», как говорится, а благодаря своим высоким морально-боевым качествам, незаурядному командирскому таланту.
И не один он - многие командиры быстро выдвигались, достигали боевой зрелости, проходя, так сказать, сокращенный курс «фронтовой академии». Систематически и довольно часто та «академия» устраивала свои строгие зачеты и экзамены.
В наступательных боях на Лубанской низменности мне доверили командовать стрелковым полком. Как справился с поставленной задачей майор в возрасте двадцати одного года - не мне, а старшим начальникам было судить.
Уже после «болотного рейда», когда несколько замедлилось продвижение войск и спало напряжение боев на нашем участке фронта, заглянули как-то в мой блиндаж командиры соседних полков И.Чумаков, П.Скрябин и еще один майор, недавно прибывший к нам. Все они были примерно того же возраста, что и я. Всех сопровождали ординарцы - солдаты постарше и поопытнее в житейских делах, напоминавшие чем-то добрых дядек.
- Гостей принимаешь? - спросил Чумаков, откидывая полог, закрывавший дверной проход.
- Милости прошу, - отозвался я книжной фразой, чтобы посолиднее прозвучало.
- Кое с кого, значит, причитается… - намекнул, прищурив глаз, вошедший следом Скрябин.
За ними «подтянулось» в блиндаж еще несколько офицеров. В их числе оказался этакий острый на язык товарищ, майор с юношескими веснушками вокруг носа, который всегда готов к исполнению роли тамады в дружеском кругу, - Миша Яздовский. Он же без какого-либо на то моего поручения и объявил во всеуслышание:
- По случаю назначения на высшую должность гвардии майор Третьяк дает малый прием!
Чумаков и Скрябин встретили эти слова благосклонными усмешками.
Что тут было делать? Послал я за ужином, чтобы с помощью полевой кухни организовать этот самый «малый прием». Принесли полведра каши с мясом, огурцов, луку, селедки. Появилась на дощатом столе и фляга.
Все мы были стойкими трезвенниками со светлым сознанием в головах - иначе, как я полагаю, не стали бы командирами частей. А выпить сто граммов на радостях, конечно, могли - греха в том нет. Плеснули в железные кружки понемножку водки, и наладился у нас добрый разговор.
О разном толковали и с особым интересом - о последних успехах наступления на других фронтах. Можно было подумать, прислушавшись к нашей беседе, что боевые успехи соседей, ближних и дальних, дороже нам своих собственных. Впрочем, все основания для этого были. В те дни газеты писали о победах советских войск в Белоруссии, где завершалось одно из крупнейших сражений. Бобруйский котел, минский котел, витебский котел - эти названия многократно повторялись в среде фронтовиков.
Чумаков рассказал, что его гвардейцы на днях взяли двух пленных, которые с ужасом выкрикивали слова: «Паричи!», «Озаричи!». Переводчик при допросе обратил на это внимание, и выяснилось, что оба фашистских унтера побывали в районе небольших белорусских городков - Паричи и Озаричи, где наступавшие советские танкисты наголову разгромили немецкие подразделения и части. Как показали пленные унтер-офицеры, от их полка после боя осталось всего несколько десятков человек. Их потом собирали в лесу поодиночке и направляли в другие соединения. Так они очутились на этом фронте.
- Посмотрите, как быстро продвигались танковые корпуса, - заметил Чумаков.
- Танковая лавина все сметает на своем пути, - сказал Скрябин. - И что, на мой взгляд, особенно интересно, так это действия танковых корпусов и даже армий.
Все мы согласились, что массированное применение танков в той или иной наступательной операции - это действительно новая глава в советской военной науке. Потом мы сдержанно и негромко высказали свои предположения о возможных событиях на нашем участке фронта.
- Скоро зададим и тут фрицам «Паричи», - многозначительно молвил Чумаков, ударяя кулаком в ладонь.
Слово это стало у нас нарицательным, и как только заходила речь о предстоящих боевых действиях, кто-нибудь будто лозунг бросал: «Сделаем «Паричи»!»
Начиная с сентября 1944 года 29-й гвардейской стрелковой дивизией стал командовать полковник В.М.Лазарев. А генерал А.Т.Стученко получил повышение - принял в нашей же армии 19-й гвардейский Сибирский добровольческий корпус. Так что уехал Андрей Трофимович недалеко, приходилось встречаться с ним на совещаниях и рекогносцировках, слышать его голос по радио, когда он управлял частями Сибирского корпуса.