Храм

Н не любил загадок. Они были скучны ему. Соревнование — у кого изобретательней и живей мышление — не вызывало в нем и малейшего интереса: он не находил в нем поэзии. Иначе говоря — окна в неизведанное. Неизведанное не где-то в мире — в космосе или в атоме, в прошлом или будущем, — а конкретно в душе. Вот где главная тайна, загадка загадок. Жаль, что мне не придется ее узнать. Н не часто вспоминал о душе, а когда вспоминал — испытывал удовлетворение оттого, что он не психолог. Его смешили псевдодушевные изыски коллег, технологические приемы, которыми можно было удивить простаков и добиться видимости успеха, но все это были только фокусы — слова, слова, слова. Н был убежден, что излечение возможно единственным способом: подобное — подобным, души — душой. Какую же должен иметь душу целитель, какие единственные и простые находить слова, чтобы больной поверил, что с ним через этого необычного человека говорит Бог, чтобы его больная душа узрела свет и сама повернулась к свету своею светлой стороной, и осталась бы преданной этому выбору навсегда, на всю оставшуюся эту жизнь...

Впрочем, рассуждение увлекло нас слишком далеко, а ведь автор всего лишь хотел сказать читателю, что его герой не настолько прост, чтобы утверждаться чужими интеллектуальными изысками. Вернемся к делу. Итак, Н понял: то, что он считал разгадкой, оказалось жертвой, отступным: вот тебе приз за твое усердие; бери — и успокойся. Золото не интересовало Н, но поскольку золото утаили отдельно — оно, несомненно, входило в условие задачи.

Н снова осмотрелся. Чтобы обследовать весь пол, потребуется уйма времени. Стал бы я так прятать золото от человека, которому оно предназначено? Нет. Оно спрятано от того, кто окажется в этом схроне случайно. А меня сюда привели. Значит — для меня оно должно быть под рукой. Протянул руку — и взял...

Н все же прошелся по схрону, разглядывая плиты, даже под стол заглянул. Нет, все это не то. Да и какой творческий человек дважды подряд воспользуется одним и тем же приемом? Поищем на стенах.

Как-то так получилось, что до этой минуты Н ни разу специально не взглянул на них. Правда, в самый первый момент, еще только спускаясь в схрон, он заметил, что на ближайшей стене что-то намазано. Но внимание было привлечено иным: проявляющимся из сумрака столом, полотнами, блестками на шитье и металле, — это и вытеснило все остальные впечатления на периферию памяти. Потом это мимолетное впечатление получило еще один шанс завладеть его вниманием — когда он разглядывал полотна; тогда такое же красочное пятно (без четких границ, размером приблизительно метр на полтора) оказалось прямо перед его глазами. Но взгляд скользнул по пестрой мазне энергетически нейтрально, шанс так и остался неиспользованным. Теперь вполне могло оказаться, что за этой мимолетностью и таилось главное.

Стены были выложены кирпичом. Сразу видно — необычайно прочным: такой проживет сотни лет — и ничего ему не сделается. Писали маслом прямо по кирпичу, без грунтовки, в четырех — Н осмотрелся — нет, в пяти местах: еще одна роспись находилась за лестницей, в тени, поэтому сразу ее было трудно заметить.

Н приблизил свечу к стене. Намазано было щедро, почти везде — в два-три слоя. Но не закрашивали; скорее всего — искали какое-то впечатление. Не получалось — пробовали снова и снова. Местами краску выдавливали из туба прямо на стену, и уже затем вступали в дело мастихин и грубая плоская кисть. Ни одного спокойного мазка! Темперамент изумительный. Кабы найти в этом еще что-нибудь — кроме темперамента...

Нет. Ничего. Откровенная мазня, единственная цель которой — сбить с толку и спрятать информацию. До чего же надоели эти детские игры...

В нем нарастало раздражение. Н понимал, что не прав. Будь он в лучшем состоянии, он бы спокойно, в своей обычной неспешной манере разобрался бы с этой простой задачкой; может быть, даже удовольствие бы получил. Но силы окончательно оставили его. Надо отдохнуть — и идти домой. А через пару дней — в охотку, с интересом...

Не только мысли — уже и слова буксовали в нем. Он сдвинул книги — и улегся на столе; хорошо, что стол такой длинный. Свечку Н забыл пристроить, а теперь вставать для этого специально... Он сложил руки со свечой на груди, как покойник; это его развеселило. Надо бы подложить пару книг под голову, а то смотреть на пламя неудобно... Он так и сделал и тут же вспомнил, что у него в кармане есть спички. Жаль. Но в этот раз конфликт между поэзией и прозой он решил в пользу прозы. Погасил свечу — и в то же мгновение сознание оставило его.

Он очнулся с мыслью: мазни здесь нет, потому что ее не может здесь быть. Этот храм совершенен. И в целом, и в каждой детали. Его творили талантливые люди. Следовательно, и эти росписи созданы одним из них. Мог талантливый человек просто мазать? Нет. Ведь это был последний штрих; возможно — завещание мне...