Храм Диониса

— А ты, Катинка, встань сама посреди огорода, — посоветовал Дионис, перетягивая штаны на свою половину, — так они тебя за версту облетать будут. Па лицу старухи промелькнула недобрая улыбка:

— Короткая у тебя память, Дионис. А ведь всего каких-то пятьдесят лет назад ты меня хотел в жены взять!

— Безлошадный я был, потому и хотел.

Старуха обиженно фыркнула и пошла прочь.

Мош Дионис вернулся на площадку для сушки сена, опять ступая, как по невидимому канату. Но, вероятно, длинноногая старуха всколыхнула в нем воспоминания полувековой давности. Его движения стали замедленными, он то и дело застывал с задумчивой улыбкой на лице. Сделав очередной шаг, он исчез, как сквозь землю провалился. И действительно, в сене, где он только что стоял, зияла небольшая дыра, из которой доносился его тихий стон. Поэтому старик не мог видеть, как его брюки снова зашевелились и стали сползать с забора…

Зажав вилы между колен, Дионис сидел в траншее для фундамента. Сверху она была перекрыта досками, на которых лежало сено. В дыре показалось испуганное лицо Лизаветы:

— Ты чего туда забрался, Дионис?

— От жары спрятался, — соврал старик.

Ухватившись за вилы, Лизавета помогла ему выбраться из траншеи. Дионис осторожно дотронулся до затылка, поморщился.

— Опять за шею держишься? Господи, сколько ты ее будешь ломать?

— Сколько надо, столько и буду… Ты вот что, передай мастерам, что завтра вечером начинаем нулевой цикл.

— Чего?

— Темнота! Фундамент нового дома начнем, вот что.

Лизавета выпрямилась. Вместе они долго смотрели на свой старенький домишко, в котором прожили всю жизнь и в окнах которого сейчас догорали лучи заката…

Стояла лунная ночь. Площадка с сеном во дворе Калалбов, словно черной рамкой, была обведена траншеями. По углам робко светились лампочки, замаскированные таким образом, чтобы свет не был виден с улицы. В дальнем углу между камней и корыт с раствором расположилось пятеро мужчин. Кроме моша Диониса, мы уже видели еще одного — Филиппа. Все сидели вокруг скатерти, на которой были разложены огурцы, помидоры, лук, брынза, стояла плетеная бутыль с вином.

Фары проезжающей машины на мгновение осветили площадку. Все участники тайной вечери бросились в траншею, один Дионис не шевельнулся, продолжая сосредоточенно жевать. Вскоре и остальные заняли свои места.

— А ты, Дионис, чего не прятался? — спросил худой старик. — Нас заставляешь, а сам…

— Зачем ему прятаться, если он здесь хозяин? — сказал Филипп, подливая себе вина. — Разве не может человек выйти к себе во двор, чтобы покушать на свежем воздухе?

— В три часа ночи? — подал голос мужчина с одутловатым лицом.

— Шея у меня, — сказал Дионис и потер ее рукой, — не сгинается. Потому и прятаться не могу… Ну как, братцы, не напортачим впотьмах-то? Фундамент все-таки.

— Нам, шахтерам, не привыкать, — сказал мужчина с морщинистым лицом.

— Я тоже под землей работал, метро строил, — сказал худой старик.

— Я на подлодке служил, — сказал одутловатый.

— И я на кинопередвижке вкалывал, — вставит Филипп.

— При чем здесь кинопередвижка? — спросил метростроевец.

— Тоже работа впотьмах, — объяснил Филипп.

К площадке снова метнулся сноп света автомобильных фар.

— Погружение! — скомандовал подводник.

— Отставить, — сказал Дионис. — Давайте лучше список уточним. — Он вынул из кармана лист бумаги, развернул его и передал бывшему шахтеру. — Читай, у тебя глаз острый.

— Одобеску. Это который — Василе?

— Отец его, Думитру.

— Не староват для такого дела?

— Да ему всего восьмой десяток пошел.

— Серьезно? А выглядит куда старше.

— Чиботару.

— Надежный.

— Павлкж.

— Сойдет.

— Кэпрарь.

— Может донести.

— Он мне двести пять рублей должен, — сказал Дионис.

— Тогда на крючке… Так, Вылвой, Бойко, Степанов. Тут все в ажуре… Когда клаку собираешь, Дионис?

— На пятницу.

— В ночь с пятницы на субботу? — шахтер отложил список. — Ну что, люди, по-моему, подходящие. Почти все на пенсии, значит, соскучились по работе.

— Еще как, — поддакнул Филипп, подливая себе вина.

— Ты, Филипп, этим делом не злоупотребляй, — посоветовал кто-то.

— А то спишем на берег, — добавил подводник.

— А меня сухое не берет, — заверил Филипп и, по обыкновению, качнулся вперед, опрокинув бутыль.

Была лунной и ночь с пятницы на субботу. Сном праведника спали Старые Чукурены. Лишь у Калалбов царило бесшумное оживление. Одна за другой во двор проскальзывали тени. Дионис стоял в воротах, пристально вглядываясь в лица, и крестиком отмечал в списке прибывающих. Подвешенная на столбах гирлянда мощных ламп освещала площадку для сушки сена. С десяток стариков и старух сгребали сено, другие укладывали его в стог. На свет появился готовый фундамент для дома. Стоя на нем, как на постаменте, мош Дионис сказал краткую речь. Выстроившись в относительно ровную шеренгу, ему внимали старики и старухи, разбитые на четыре бригады. Во главе каждой стояли бригадиры: шахтер, метростроевец, подводник, Филипп.

— Главное, братцы, — сказал в заключение мош Дионис, — до третьих петухов успеть стены поставить.

Он подозвал Филиппа. Тот достал из сумки бутылку водки, протянул Дионису: