Храм фараона

В характере Енама, теперь старшего из сыновей Нефертари, также произошли заметные изменения. До этого он был лишь верным вассалом и подражателем своего старшего брата Амани. Если тот упражнялся во владении пращой, Енам делал то же, если тот отправлялся охотиться на газелей в пустыню, Енам следовал за ним. Теперь подобного примера у него не было, и восемнадцатилетний молодой человек за несколько недель сделал то, что ему давным-давно пора было сделать, а именно, вырос.

Спустя несколько дней после смерти Амани царь говорил с ним с глазу на глаз.

— Как бы мы все ни горевали об Амани, то, что я должен сказать тебе, не терпит отсрочки. Ты старший из детей Великой Царской Супруги. Ты один предназначен для того, чтобы вступить на трон. Божественное семя Амона будет после меня передаваться тобой — в этом даже я, фараон, ничего не могу изменить. Конечно, я мог бы любого из моих сыновей назначить наследником престола. Я мог бы узаконить это решение, но я поступил бы неправильно, а этого царь должен остерегаться всегда. В Фивах я официально объявлю о твоем новом статусе, а до тех пор храни молчание. Подумай только, что означает твое полное имя — Рахерунемеф-Ра находится Справа от Тебя. В Кеми почитаются много богов, но нет ни малейшего сомнения в том, что Ра, божественное Солнце, воплощается во всех, и они все вместе — Пта ли это, Сет, Амон, Озирис, Изида, Хатор, Сехмет или Хнум — обозначают Ра. Каждый образованный человек знает это, а народ чувствует. Как неправильно было бы отделять Ра от всех богов, я покажу тебе во время нашего путешествия. И только тебе, Енам, наследному принцу!

Эти слова стали толчком к изменению вчерашнего младшего брата. Теперь Амани больше не стоял между Енамом и страной Кеми, он сам теперь стоял впереди всех.

А ночью Рамзесу привиделся сон, который надолго остался у него в памяти. Он снова переживал тот час, когда «ставящие печать бога» завершили свою работу и уложили Амани в разрисованный саркофаг. Рамзес совершил длительную церемонию открытия рта, а потом внезапно наступила ночь, и он остался с мумией сына один на один. Тусклые предрассветные лучи едва очерчивали края саркофага, и Рамзес уже хотел покинуть покои сына, когда двое слуг внесли еще одну мумию. Никто не проронил ни слова, но он тотчас понял, что слуги поставили рядом с Амани умершего Енама. И так пошло дальше: Рамозе, Хамвезе, Неферхару, Мерире, Амунимия, Сети, Сетенпре и еще много других его сыновей от жен и бесчисленных наложниц были положены в саркофаги до тех пор, пока помещение не переполнилось и Рамзеса не оттеснили до двери. И, наконец, он должен был выйти. За дверью стояла Нефертари. Она встретила мужа приветливой улыбкой, на голове у нее были рога коровы и мягко мерцавший золотой диск солнца. Вдруг Рамзес понял, что она больше не находится среди живых, а выступает в качестве обожествленной Хатор, и внезапно почувствовал себя таким одиноким и покинутым, что заплакал.

Тут Рамзес проснулся и почувствовал, что щеки у него мокры от слез. Тяжелый груз свалился с его души, когда он понял, что это только сон, что они все, кроме Амани, еще живы. Но царь запомнил этот сон. Он не призвал толкователя и даже Нефертари не сказал ни слова, но запомнил все и даже то, что среди умерших отсутствовал Меренпта…

Для Сети, внешне столь похожего на своего отца, сына безымянной, давно умершей наложницы, жизнь тоже изменилась. Амани, который сплотил их всех, теперь был мертв. Остальные пошли своим путем, но фараон не забыл этого своего сына, напоминавшего ему собственную юность. За мужественное преследование убийцы брата и наследника престола Сети был награжден большой золотой мухой. Рамзесу искренние действия сына послужили поводом дальше развивать воинские навыки Сети. Он мог теперь сопровождать ниу в их дальних походах по пустыне, учился с оружием в руках сражаться за свою жизнь, хотя за его спиной постоянно стояли два телохранителя, готовых тут же вмешаться. Стрелял из лука он лучше, чем раньше, и гораздо чаще попадал в цель с боевой колесницы и со скачущего коня. Позднее Рамзес хотел назначить Сети начальником над своими телохранителями, но сейчас предстояла поездка в Фивы, и вместе с сыновьями обеих его жен, за исключением Хамвезе, который оставался в Мемфисе, участие в поездке мог принять и Сети.