Храм Фортуны II

Германик хорошо помнил урок, преподанный Вару, и строжайше приказал никому не отходить от колонны. Он досконально изучил тактику противника и знал, чего хотят варвары — заманить римлян куда-нибудь в чащу или на болота и там перебить по одному. Но не на тех напали. Германик не собирался повторять ошибку бывшего проконсула. Он без остановок шел и шел вперед, ожидая встречи с Херманом и его херусками. Встречи, которая должна была пройти по плану римского полководца.

И вот желанный день настал. Вождь херусков не ожидая столь быстрого маневра от своих врагов и не был готов к бою. Тем более, что римляне умелым обходом вынудили его отступить практически на открытое место, что резко снизило шансы варваров на успех, несмотря даже на их значительное численное превосходство.

Да, в лесу, прячась за деревьями и неожиданно небольшими группами атакуя из-за кустов, германцы представляли грозную силу, но на пустом пространстве их бесформенная толпа никак не могла противостоять прекрасно выученным и дисциплинированным римским когортам.

Варвары были разбиты вдребезги. После короткой, но ожесточенной и яростной рубки легионеры расстроили их ряды и погнали по широкой просеке, без жалости разя в спины.

Дальше местность была изрыта оврагами, дикари с воплями скатывались туда, а сверху их в упор расстреливали из луков галльские конники. Почти десять тысяч германцев полегло на поле боя, остальные в панике рассеялись по лесу. Римляне потеряли восемьсот человек убитыми и ранеными.

Сам Херман поначалу храбро сражался в первых рядах, но потом и он не выдержал и кинулся бежать. Ему удалось уйти, бросив свой богато украшенный щит, чтобы враги не распознали в нем вождя.

Союзнику — дерзкому Ульфгангу — повезло меньше. Его отряд не вовремя наткнулся на римлян, преследовавших разбитых херусков. Главарь хаттов попытался оказать сопротивление, но его люди были просто смяты и растоптаны ударом тяжелой пехоты. Тут же подоспевшие батавы засыпали их градом дротиков и камней.

Ульфганга — оглушенного и раненного в ногу — верные дружинники утащили с поля боя и без остановки рванули к своей крепости, которая теперь, после поражения главных германских сил, уже не казалась им такой прочной и неприступной.

Первый акт мести свершился. Германик одержал блестящую победу и мог теперь спокойно вернуться на зимние квартиры. Уж после такого побоища точно ни один варвар не сунется за Рен.

— А весной мы снова придем! — крикнул Германик своим солдатам, которые, построившись по легионам, приветствовали и поздравляли молодого полководца, колотя мечами по щитам. — И тогда окончательно разделаемся с этими бандитами. Спасибо вам, храбрые воины. Вы здорово поработали сегодня. Великий Рим не забудет своих защитников. Вы искупили вину, и теперь я опять могу с гордостью называть вас своими соотечественниками. С победой вас, братья!

— Ура Германику! — в едином порыве рявкнули тридцать тысяч человек. — Да здравствует наш командир! Да хранят его Бога!

Германик улыбнулся, еле сдерживая слезы. Да, он имел все основания гордиться этим днем. Но дело еще не закончено — враг еще силен, не возвращены пока знамена легионов, которые германцы захватили у Вара, не наказаны мятежники и дезертиры, предавшие свою страну.

— Мы еще вернемся, — тихо сказал Германик сам себе и оглянулся, скользя глазами по рядам своих солдат, которые продолжали издавать торжествующие крики.

Подъехавший Вителлий радостно обнял молодого полководца, хлопнул по плечу.

— Отлично сработано, — сказал он. — За такую победу цезарь и сенат обязательно должны предоставить тебе право на триумф.

— Мой триумф здесь, — махнул рукой Германик. — Я предпочитаю не показуху, а конкретные дела.

«Твоя скромность равна твоим военным талантам, — с некоторой грустью подумал Вителлий. — Вот если бы ты еще был не такой наивный и не до абсурда благородный... Хотя, может, в этом случае мы и не были бы с тобой друзьями. Ладно, Богам виднее».

А рядом улыбался Гней Домиций Агенобарб. Его тоже захватила горячка боя, и он со своими галлами и батавами немало способствовал общей победе. Но вот он вспомнил о Ливии, и улыбка сползла с его лица.

Глава X Военный совет

Эти события произошли полгода назад, а сейчас, в апреле, когда Рим готовился торжественно отпраздновать День пастухов, Германик вновь собирался в поход.

За победу над херусками и хаттами сенат — по предложению Тиберия — признал за его приемным сыном право на триумфальный въезд в город. Это было самое высокое отличие, которое только мог получить в дар от своего народа римский гражданин. Немногие за всю историю страны удостаивались этой чести, но многие мечтали о ней. И порой даже ради этой заветной цели намеренно провоцировали кровопролитные войны, часто совершенно ненужные. Сознательно жертвовали жизнями своих соотечественников, да и своей собственной, только бы въехать в ликующий Рим на колеснице, с лавровым венком на голове и услышать, как толпы скандируют:

— Ave, Imperator!