Храм Фортуны

И его действительно боялись, ненавидели, но и уважали за смелость и неприхотливость: он всегда первым шел во главе своих легионов, спал, как и все, на голой земле и ел из общего полевого котла.

— Хорошо, трибун, — медленно, спокойно и раздумчиво произнес Тиберий, глядя на Сабина своими светлыми выпуклыми глазами. — Передай цезарю, что я ознакомился с письмом и готов выполнить волю моего приемного отца. Он тут — со свойственной ему деликатностью — беспокоится, не обижусь ли я. Можешь смело уверить его, что нет. Его желание — закон для меня, а в его мудрости я не сомневаюсь и не буду сомневаться, что бы он ни предпринял.

Тиберий замолчал, собираясь с мыслями.

Душа Сабина ликовала. Отлично! Об этом можно было только мечтать! На такого союзника ни Фабий Максим, ни он сам никак не рассчитывали. И что теперь делать бедной Ливии, если тот, для кого она, не жалея сил и не выбирая средств, добывала власть, сам от нее отказывается? Какого еще претендента она себе выберет? Уж не Германика ли? А может, того негодяя, человека со шрамом?

— Цезарь пишет, — снова заговорил Тиберий, словно с усилием шевеля челюстями, — что скоро вернется в Рим, а затем проводит меня, по крайней мере, до Беневента. Значит, моя далмацийская экспедиция не отменяется и не откладывается, и я очень рад этому. Так и передай принцепсу.

Он обещает обо всем поговорить со мной по дороге на юг, объяснить мотивы своего решения. Можешь сказать, что я польщен таким доверием и заботой обо мне и от души благодарю моего приемного отца. Видимо, свою окончательную волю он собирается объявить уже после моего отъезда и своего возвращения в столицу. Что ж, против этого я тоже не возражаю. Передай, что я буду с нетерпением ждать цезаря. Несмотря ни на что, я люблю его и уважаю.

Тиберий снова умолк, сосредоточенно расковыривая ногтем язвочку на щеке. Такими язвами и прыщами было усыпано все его лицо, и они доставляли ему настоящие страдания. А смоковичный пластырь, прописанный дворцовым лекарем, совершенно не помогал.

— Ты все понял, трибун? — спросил Тиберий, складывая таблички и пряча их во внутренний карман тоги.

— Да, все, — ответил Сабин с облегчением. — И как можно скорее передам твой ответ цезарю.

— Когда ты собираешься отправиться в путь?

— Завтра утром. Надеюсь встретить принцепса в районе Тарквиний и вернуться вместе с ним.

— Хорошо, — кивнул Тиберий и в первый раз за всю беседу внимательно оглядел Сабина. — Где ты служишь, трибун? Или вернее — служил. Ведь теперь ты уже почти префект претория.

— В Первом Италийском, — доложил окрыленный Сабин, — Я воевал под твоим началом в Германии и за Рейном.

— Вот как? — Тиберий одобрительно покачал головой, но тут же нахмурился. Подозрительность брала свое. — Ну, и как вы меня там называли? — спросил он с вызовом. — Биберием? Грязью на крови?

Сабин смутился.

— Я солдат, — пробормотал он. — Не мое дело обсуждать командиров.

— Ладно, — махнул рукой Тиберий. — Я и сам знаю. Ну, что ж. Еще раз благодарю за службу. Можешь идти.

Сабин отсалютовал и хотел повернуться кругом.

— Кстати, — вспомнил вдруг Тиберий, — тебе есть, где остановиться в Риме? У меня здесь имеется комната для гостей.

— Благодарю за такую честь, — ответил Сабин, радуясь, что Тиберий не стал расспрашивать дальше о прозвищах, которыми его награждали в армии, а ведь там были такие... — Мой дядя оставил мне в наследство дом на Авентине. Надо побывать там и посмотреть, как обстоят дела.

— Понятно, — кивнул Тиберий. — Что ж, иди. Если понадобится — обращайся прямо ко мне.

— Готов служить! — по уставу ответил Сабин и вдруг вспомнил еще об одном.

Он переступил с ноги на ногу, не зная, как начать.

— Что еще? — нетерпеливо спросил Тиберий.

Ему очень хотелось поскорее обсудить с Фрасиллом изменившуюся ситуацию.

— Достойный Тиберий, — заговорил Сабин, неуверенно, боясь, что разозлит того. — Цезарь еще просил передать, что содержание этого письма следует пока хранить в тайне. Он...

Трибун снова замолчал, не зная, как сказать, что речь здесь идет о Ливии — жене Августа и матери Тиберия.

Но тот и сам понял, кто имеется в виду.

— Это ясно, — ответил он, недовольно хмурясь. — Государственная тайна, естественно.

Сабин облегченно вздохнул, еще раз отсалютовал, но и на сей раз ему не пришлось покинуть комнату.

Туда вошел молодой мужчина, черноволосый, среднего роста, жилистый и подвижный. Белоснежная тога была искусно закреплена на его плече, спускаясь вниз безукоризненными складками. На его лице читались смелость, решительность и некоторая жестокость. Наложило также свой отпечаток и неумеренное употребление вина.

Он на миг задержался на пороге, оглядывая Сабина, а потом свободно двинулся вперед.

— Извини, отец, — сказал мужчина, жестом приветствуя Тиберия. — Я не знал, что у тебя кто-то есть.

— Да, — не очень приветливо ответил Тиберий. — Это трибун Валерий Сабин. Он привез мне письмо от нашего цезаря.

Молодой человек еще раз оглядел Сабина. Судя по всему, трибун ему понравился. Тиберий тоже заметил это.

— Мой сын, Друз, — представил он мужчину в тоге, смотря на Сабина.