Изменение географии города благодаря скорости передвижения, изменение топографии жилища благодаря воплощению принципа комфортности были выполнением условий для реализации старой идеи индивидуализма. Но решение этой проблемы тут же породило другую: житель небоскреба остро ощутил свое одиночество и неукорененность. Поиски контакта и корней стали навязчивым неврозом людей XX столетия. При этом они уже не искали большой родины или иных абсолютных авторитетов, но ощущали тягу к своеобразной микропочве, к партикулярному миру и небольшим дружеским коллективам. Таков мир Пруста, состоящий из салонов, по которым кочуют индивиды в поисках интересных людей и дружеских связей. Вместе с тем литература XX в. наполнена очень странными персонажами, которые уже не удовлетворяются традиционными формами общения. Р. Барт считал переломным писателем Флобера. Действительно, Эмма Бовари является понятной для нас, но необычной с точки зрения прошлых ценностей героиней. Она непрерывно мечтает о любви и даже после того, как выходит замуж. Так позднебуржуазный роман чем-то становится похожим на лирику высокого средневековья. А между тем даже кажущиеся эротическими любовные романы эпохи Возрождения являются весьма умеренными и по-буржуазному упорядоченными. Но наиболее шокирующие изменения фиксируются писателями XX в. «Человек без свойств» Музиля, «В поисках утраченного времени» Пруста, «Улисс» Джойса — все эти романы намекают на гомосексуальные связи между людьми. Если романы между мужчинами и женщинами оказываются безнадежно трагическими (и кажется, никто лучше Чехова у нас это не показал), то, напротив, совместная жизнь гомосексуалиста и лесбиянки в «Выигрышах» Кортасара оказывается идеально дружеской и безоблачной. Если разрешенный секс ведет к трагедии, то осуждаемый и запрещаемый прежде секс, если не делает людей абсолютно счастливыми, то, по крайней мере, оберегает от страшных конфликтов, описанных Чеховым или Хемингуэем. Можно даже выстроить цепочку возможных отступлений от нормального брака XVIII столетия, где предполагалось равенство возраста, социального и экономического положения. Теперь героини ищут утешения либо со старцами, либо с мальчиками, они часто сбегают из дома с людьми более низкого социального происхождения (такую форму женской свободы защищал Фолкнер), традиционно социальные связи нарушаются во имя познания или духовной общности. Русские писатели выводят любовь из несчастья и показывают, как сломленные неудачей, разочарованиями люди вновь обретают почву в любви. И, наконец, признается такая форма укорененности, как гомосексуальная любовь и даже кровосмесительная связь, как у Музиля.
Литература XX в. одной из центральных тем имеет уход из дома, разрыв с семьей. Особенно он силен у американских писателей, и в частности в романе Вулфа «Взгляни на дом свой, ангел». Разрыв с почвой и корнями — это новый тип социального движения, который сопровождал процесс городской революции: множество молодых людей уехало из провинции в поисках свободы, счастья, богатства, славы, но, главное, независимости от диктата семьи и традиций, от давления окружающих, слишком хорошо знающих друг друга и поэтому наносящих подчас невыносимо сильное морально-психологическое страдание. Тот, кто остался дома или, не выдержав, не осознав причин своего бегства, снова в большом городе попытался воссоздать респектабельную буржуазную семью и дом с его прежней моральной обстановкой, наверняка стал пациентом доктора Фрейда. Однако психоанализ — всего лишь своеобразная ортопедия, исправление органов, подвергшихся в процессе излишне усердного воспитания деформации. На самом деле выход лежит в создании пространства для полифункциональной и поликультурной жизни, где вместо террора гомогенности мирно сосуществуют и взаимодействуют гетерогенные пространства повседневности.
МУЛЬТИКУЛЬТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО СОВРЕМЕННОГО ГОРОДА
Типичным мировым городом современности является Нью-Йорк. Но если посмотреть на его «агору» — центр, где тусуется молодежь, то вдумчивого наблюдателя охватывает глубокое беспокойство. С одной стороны, поражает мирное сосуществование белых и черных, итальянцев и евреев, китайцев и латиноамериканцев. Это кажется добрым наследием старой доброй Америки, как известно колонизованной самыми разными народностями, вынужденными жить в мире и согласии и находить какие-то новые формы идентификации, свободные от национальной или расовой ограниченности.