В первом десятилетии XIX в. Шишков начинает свою бурную деятельность как в литературоведении, так и в языкознании. В 1803 г. появляется в печати его знаменитое «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка», вызвавшее острую полемику. В этом произведении Шишков, выступая против заимствований в языке, по-своему отстаивал национальность русской культуры на консервативной традиционной основе, уходящей корнями в XVIII век. В своем труде Шишков, несмотря ни примесь политических инсинуаций (Шишков был противником французской революции, боялся ее влияния, видел это влияние даже в «новом слоге»), все же вскрыл «ряд существенных недостатков карамзинской реформы, связанных с недооценкой культурного наследия славянизмов, с непониманием исторической роли славяно-русского языка» [15, с. 51].
К сожалению, позиция Шишкова в процессе борьбы между сторонниками «старого и нового слога», а также его отношение к Карамзину освещаются большинством ученых односторонне. Фактически же книга Шишкова направлена не столько против Карамзина, сколько против его эпигонов — Шаликова, Измайлова и других. Словесная вычурность их произведений тормозила дальнейшее развитие русского литературного языка. Известно, что сам Карамзин протестовал против излишней манерности и слезливости в произведениях своих последователей.
На наш взгляд, объективную оценку отношений между Шишковым и Карамзиным дал К. С. Сербинович. На протяжении ряда лет он был свидетелем общений президента Российской Академии с Карамзиным. Более того, последний познакомил Сербиновича с Шишковым и, вероятно, рекомендовал его в члены Академии.
Вспоминая о первой встрече Карамзина с Шишковым, Сербинович писал: «Очевидцы сказывали мне, что Карамзин, видевшись первый раз с Шишковым, сказал ему: «Люди, не знающие коротко ни вас, ни меня, вздумали изображать меня врагом вашим. Они слишком ошибаются. Я привык уважать добросовестность писателей, имеющих в виду общую пользу, хотя и не согласных с моим убеждением. Я не враг ваш, а напротив того, считаю себя обязанным вам за многое, что было высказано вами и удержало меня от ошибок» [116, с. 576].
Касаясь их отношений, С. П. Жихарев подчеркивал, что «замечания (Шишкова. —
Карамзинская реформа литературного языка сыграла огромную роль в развитии отечественной литературы в первые десятилетия XIX в. Как писал В. Г. Белинский, Карамзин «преобразовал русский язык, совлекши его с ходуль латинской конструкции и тяжелой славянщины и приблизив к живой, естественной, разговорной русской речи» [6, т. 7, с. 122]. Но поскольку Карамзин вводил в литературный язык словоупотребление преимущественно образованного дворянского общества, то некоторые рьяные последователи, ученики и сторонники карамзинской школы, пошли «дальше» — в погоне за лексикой аристократических кругов стали чрезмерно засорять речь иностранными словами, искусственно делили слова на «благородные» и «низкие» (типа «мужик», «парень» и др.).
Призыв Шишкова бороться с вычурностью, манерностью, пристрастием к иностранным словам, беречь, изучать язык народа нашел свое отражение в творчестве И. А. Крылова. Однако он осторожно относился к высказываниям Шишкова о путях развития русского языка. Крылов говорил: «Он (Шишков. —
Какова социальная основа борьбы Шишкова за народность русской литературы? Шишков искал в народе уходящий в прошлое нравственный идеал. В этой связи он писал Дашковой: «…мне кажется, что нам весьма нужно не в новое платье язык свой наряжать, а снять с глаз завесу, препятствующую нам любоваться старою драгоценною его одеждою» [149, л. 12–13].