Храм на рассвете

Хонда подумал, что на облаке, пропитанном светом вечерней зари, разлившейся в небе над пожарищем, где он встретил Тадэсину, определенно сидел именно такой павлин.

Часть вторая

23

— Чудесная у вас рощица. Раньше тут не было ни одного деревца, сплошь пустырь, — сказала новая соседка Хонды.

Кэйко Хисамацу была великолепна. Ей было около пятидесяти, но на ее лице, подвергнутом, по слухам, пластической операции, слегка натянуто и слишком ослепительно сияла молодость. Она не была типичной японкой — когда-то давно развелась с мужем, была коротко знакома и с Сигэру Ёсидой, [44]и с генералом Макартуром. [45]Нынешним ее любовником был молодой офицер американских оккупационных войск, который служил в лагере у подножия горы Фудзи, поэтому она приобрела дачу рядом с городом Готэмба, [46]которую, когда долго отсутствовала, сдавала. Порой она приезжала сюда на свидания, как она выражалась, «чтобы спокойно ответить на скопившиеся письма». Она-то и оказалась соседкой Хонды.

Стояла весна 27-го года Сева, [47]

Хонде исполнилось пятьдесят восемь лет. Впервые в жизни у него был свой загородный дом. Завтра из Токио на новоселье съедутся гости. А сегодня он приехал сюда кое-что приготовить и показывал соседке Кэйко дом и приличную по площади усадьбу.

— Вы, наверное, с радостью ожидали, когда же ваш дом будет готов, — Кэйко в туфлях на тонких каблуках двигалась по тронутой инеем, пожухлой траве утиной походкой, на каждом шагу вытягивая из газона каблук. — Газон посадили в прошлом году? Трава растет хорошо. Сначала обустроили участок, а потом строили дом — значит, вам действительно нравится этим заниматься.

— Я ночевал не здесь, останавливался в Готэмбе, а сюда приезжал заниматься посадками и стройкой, — отозвался Хонда; чтобы не замерзнуть, он оделся словно парижский консьерж — толстый, пушистый шерстяной джемпер и шелковое кашне.

Сталкиваясь с женщинами типа Кэйко, жившими легко и весело, Хонда, который всю жизнь работал, учился и только на пороге старости постигал науку праздности, хорошо понимал, что выглядит в какой-то мере жалко.

Ему удалось стать хозяином этой дачи благодаря опубликованному 18 апреля 32-го года Мэйдзи [48]

за подписью императора закону «О возвращении принадлежавших ранее государству земель», старому, теперь совсем забытому, так и не отмененному закону.

В июле 6-го года Мэйдзи, [49]когда был издан указ о введении единого налога на землю, правительственные чиновники обходили деревни и пытались определить собственников земли. Собственники, опасаясь высокого земельного налога, порой отказывались от фактически принадлежавших им земель. Таким образом, большое количество собственных или общинных земельных участков остались без хозяина и были переданы в собственность государству.

По прошествии времени бывшие собственники стали сожалеть и громко негодовать по этому поводу, поэтому в 32-м году Мэйдзи был принят закон: вторая статья этого закона требовала от тех, кто обращался с просьбой вернуть ему его исконные владения, фактического подтверждения прежних прав собственника — для доказательства из шести официальных документов нужно было представить хотя бы один. Тогда по шестой статье этот иск попадал под юрисдикцию административного суда.

Такого рода заявления стали появляться тогда же, в 30-е годы Мэйдзи, но административный суд оказался судом последней инстанции, подавать апелляцию было некуда, кроме того, не было контролирующих административные суды органов, и все дела на долгое время отложили.

У общинной собственности — принадлежавшему поселку горного леса, от которого когда-то открестились, объявился владелец, имевший право подать иск, истцом была часть деревни. Как бы потом деревню ни объединяли, даже до города, эта часть деревни продолжала оставаться субъектом владения «участка собственности».

Речь шла о деревне в районе Михару префектуры Фукусима: после того как в 33-м году Мэйдзи [50]оттуда поступило исковое заявление, и государство, и истец занимались этим делом весьма неторопливо. На протяжении почти полувека менялись названия и содержания ведомств, министры которого выступали ответчиками по этому делу, умирали одни адвокаты истца, им на смену приходили другие. В 15-м году Сева [51]представитель деревни приехал в столицу, посетил ставшего к тому времени уже известным адвокатом Хонду и поручил ему этот безнадежный иск.

С мертвой точки это затянувшееся на полвека дело сдвинуло, можно сказать, поражение Японии в войне.

По принятой в 22-м году Сева [52]новой конституции отменялись особые суды, упразднялись административные суды и рассмотрение судебных споров по искам к административным органам поручалось Верховному суду в Токио — дела переходили теперь в разряд гражданских. Поэтому Хонда довольно легко выиграл дело — эту победу человек, случайно оказавшийся в суде, назвал бы просто везением.