Храм ненависти

— Вы понимаете, дорогой месье Серваль, что мне понадобится несколько дней на размышления. Но будьте спокойны: это не затянется слишком долго! У меня справедливая репутация человека быстрых решений… Нужно, чтобы я сам свыкся с этой идеей… Сегодня только вы меня немного опьянили этим первым описанием вашего собора… В ближайшее время я дам вам знать. Во всяком случае, ваш проект меня заинтересовал…

«Месье Фред» закончил пожёвывать свою сигару и встал. Беловолосый человек последовал его примеру и, не подавая руки, направился к двери. Уже выходя, он повернулся и заявил:

— Понимаю и одобряю, месье, ваше намерение всё разумно обдумать. И убеждён, что в течение этого времени вы поймёте, что мой проект не утопия. По крайней мере, он достоин уважения. И он, возможно, переменит ваше мнение, сложившееся в ходе вашей карьеры, когда вам, должно быть, приходилось сталкиваться со столькими сомнительными личностями, предлагавшими вам ещё более безумные предприятия

О чём вы говорите, дорогой месье Серваль? Благодаря вам. я имел возможность в течение получаса окунуться в настоящий очищающий и омолаживающий поток! В самом деле, я испытал чудесное чувство… Даже если бы нам не пришлось больше встретиться когда-либо, я вас уверяю, что никогда не забуду ваше любезное посещение… Но, думаю, этого не произойдёт! И говорю вам поэтому: до скорого свидания!

Таковым было прощание с «Месье Фредом».

Во время последовавшего за этим завтрака разговор финансиста с его прекрасной подругой был посвящён исключительно Андре Сервалю.

Эвелин была далеко не глупым человеком. Она обладала особенной чуткостью, бывшей, по видимости, уделом, тех, кто испытывал в детстве страдания, которая возмещала недостаток образования необычайно сильным чувством интуиции.

Как и большинство женщин, она во всём полагалась на инстинкт или первое впечатление, что почти всегда и определяло её последующие действия. Её жизнь была довольно сумбурной, хотя она едва достигла тридцати: жизнь, полная целого каскада загадочных авантюр, которые она не очень жаждала предавать всеобщей огласке. Все, однако, сомневались, что Рабирофф был её первым покровителем, предполагая наличие многих других до него, но никто не рисковал делать более определённые предположения. Эвелин необходимо было немного тени над прошлым…

Эта женщина, прекрасная и волнующая, стала известна именно благодаря своей связи с финансистом.

Со вниманием выслушав любовника, Эвелин стала уговаривать своим по обыкновению пленительным и в то же время убедительным голосом, которому «Месье Фред" был не в силах противостоять:

— Этот человек — истинный пророк, но как можно догадаться из того, что вы рассказали мне о вашей с ним встрече задаться из того, что вы рассказали мне о вашей с ним встрече сегодня утром, у негоабсолютная вера в этот собор, который он считает своим творением… И вы увидите, что рано или поздно — как все те, кем движет такая вера и как многие полоумные — он достигнет своей цели. И почему бы не использовать такую природную силу? Почему бы как-нибудь не направить в нужное русло этот энтузиазм, скажем, на что-то практичное, как вы умеете это делать, не только для увеличения доходов, но и на что-нибудь более серьёзное и выгодное? Разве в последнее время, Фред, вам не надоедают эти мелкие дела, которые хорошо бы вообще стереть из памяти? Будет даже замечательно, если вы примете облик крупного воротилы бизнеса, имеющего щедрое сердце, без колебания проявляющего интерес к чему-то благородному, с целями не национальными, но скорее филантропическими. Ваше положение только выиграет от этого! И кто знает, может быть, этот собор-призрак принесёт вам красную орденскую ленту? Что вы об этом думаете?

— Признаюсь, я бы не отказался от подобного знака отличия… Я также думаю, Эвелин, что вы рассуждаете как богиня! Ваше деловое чутьё начинает утончаться…

— Разве может быть иначе, мой милый, если находишься в вашем обществе? Вы великолепный учитель…