— Не беспокойтесь! Деньги, безусловно, имеют первостепенное значение в этом грандиозном замысле, но для меня они на втором плане. Что меня прежде всего интересует, это жизнь вашего первого шефа, и я начинаю лелеять мечту, немного безумную, возбудить в инертной людской массе энтузиазм к ещё неизвестному творению этого выдающегося человека. Я уже собрал некоторое количество увлекательных сведений о нём… Но, к сожалению, многие важные пункты ещё остаются для меня нераскрытыми. И вы должны помочь мне, месье Дюваль, иначе я не смогу написать ничего стоящего об Андре Сервале… Мне совершенно неизвестно, например, что происходило с того самого дня, когда мэтр и финансист Рабирофф заключили соглашение, до дня преступления.
— В таком случае вы не знаете самого важного! Как раз в эти последние годы произошли самые важные события, когда рождались надежды и приходили разочарования…
— Вы единственный, кто может осведомить меня!
— Вам это сказали другие?
— Да.
— А если я найду более разумным ничего не доверять вам?
— Вы не имеете права на это, так как я искал встречи только из стремления честного сотрудничества с вами. Полагаете, вам не поможет цикл хорошо сделанных статей в том, чтобы быстро найти капитал, которого вам ещё недостаёт? Единственно затем, чтобы достичь этого результата, вам нужно целиком довериться мне и рассказать всё.
В первый раз с начала разговора этот невыразительный человек взглянул своему собеседнику прямо в глаза. После того, что Моро узнал о гипнотической силе Андре Серваля, он спросил себя, не могла ли эта странная сила перейти во взгляд Дюваля, в котором только что проявились стальные проблески.
Когда это испытание закончилось, мэтр-бригадир проговорил, посторонившись, чтобы пропустить своего посетителя;
— Можете войти.
Молодой человек понял, что, перешагнув наконец порог этого скромного жилища, он сделал гигантский шаг.
Обстановка была невзрачная: преобладало некрашенное дерево. Моро сразу понял, что этот человек проживал один в этом холодном жилище, где не было и намёка на присутствие женщины.
Дюваль сел за стол, заваленный ворохом планов и смет. Моро сел напротив. Взгляд его тотчас же был прикован к одному предмету из обстановки в самой глубине комнаты, предмету, который он уже однажды видел в мансарде на улице Вернэй: макету собора.
Он уже здесь? — спросил он с удивлением.
— Вам хотелось бы, чтобы он остался в опечатанном помещении?
— Полиция дала вам разрешение вынести его из мансарды?
— Я смог доказать, что этот макет принадлежит мне…
— Каким образом?
— У меня было письмо Андре Серваля с указанием на то, что, если он исчезнет, макет переходит ко мне на полных правах. Если, в свою очередь, со мной случится беда, то его унаследует назначенный мной преемник в тот же день, а после него, в уже установленном порядке, каждый из прямых сотрудников. Этим распоряжением-завещанием Андре Серваль позаботился, чтобы макет всегда находился в надёжном и укрытом месте: он ведь был самой большой ценностью, свидетельствующей о годах поисков, работы, лишений.
Моро подошёл к макету, чтобы внимательно рассмотреть его.
— Много было макетов, — говорил Дюваль, — но ни один полностью не удовлетворял Андре Серваля до того, как он остановил свой выбор на этом всего за несколько дней до смерти. Мы все работали над этим уменьшенным сооружением: каждый из нас внёс в него технические знания по своей специальности. Как вы находите ансамбль?
— Изумительно! Очень современно, к тому же в очень хорошем вкусе. Красиво, месье Дюваль… очень красиво! Даже кажется, что это произведение — проявление определённого нового стиля.
— Это только производное из всего набора существующих стилей. То, что по привычке и неправильно называют «современный стиль» — это только совокупность многих попыток (из которых некоторые интересны), сделанных в стиле, поиск которого ещё продолжается. Вспомните, как быстро устарел стиль «декоративного искусства»: он уже не выдерживал критики спустя два или три года! Нельзя трактовать нашу эпоху как современный стиль, так как он исходит из архитектуры Готики, Ренессанса и всех эпох, что затем последовали до периода Людовика-Филиппа… И поскольку великой мечтой Андре Серваля было оставить для будущих веков монумент, представляющий наше время, ему нужно было использовать самое талантливое из всего того, что сделано или испробовано в этой области в течение последних лет самыми видными архитекторами. У вас перед глазами, в уменьшенном виде, плод этого труда…
Этот собор уже готов, по крайней мере в наших умах, образ классического искусства. Андре Серваль имел обыкновение часто повторять нам: «Нужно, чтобы это творение, как и те античные греко-романские, оставило в грядущих веках прекрасные руины. Как вы думаете, будут ли очень эстетичными остатки современных конструкций, которые сводятся к нескольким цементным блокам, скреплённым железной арматурой?»
— Он тысячу раз был прав… Но где и как вы с ним познакомились?