Хранить вечно

— У Германии немало своих забот! Ей долго теперь не разрешат вооружаться…

Кольберг остановился, вглядываясь в Курбатова.

— Вы наивны, мой мальчик! За это я вас и люблю! Но пора кончать с наивностью… В вашем деле… — Кольберг остановился, подчеркивая паузой слова «в вашем деле». — В вашем деле, Владислав Павлович, затянувшаяся наивность нежелательна. Германию вооружат для удара по России… Только Германия может поставить для войны с Россией солдат. Ни Англия, ни Франция, ни Польша этого сделать не могут. Вся европейская политика на ближайшие полсотни лет будет определяться через Германию и… Через Россию. Надеюсь, вы догадываетесь, к чему я клоню?

На этот раз остановился Курбатов.

— Вы можете не отвечать на мой прямой вопрос. Возможно, вы сейчас будете все отрицать. Но я даю вам некоторое время подумать. Побег с Лубянки был организован ради вас, Курбатов! Разве это не так?

— Я давно понял, Густав Оскарович, что вы к этому клоните. Если вы связываете это с какими-то расчетами…

— Подождите. Не торопитесь, Курбатов. «Нет», как и «да», сказать никогда не поздно. Вы встречались с Дзержинским, после этой встречи определилась ваша судьба. Это так же просто, как гимназическая задачка на первые два действия арифметики. Вы согласились сделаться его агентом. Именно поэтому вы мне и нужны.

Курбатов порывался возражать, но Кольберг остановил его:

— Поверьте, Курбатов, у меня было достаточно доказательств и в Сибири. Неужели вы полагаете, что там я не мог бы вас повесить? Мы не покушаемся на ваши обязательства перед Дзержинским. Мы только хотим, чтобы вы работали и на нас.

— А точнее?

— На тех, кто положил своей целью всерьез бороться против большевизма!

— Точнее?

— На меня лично!

— Я твердо решил взять в руки винтовку…

— И согласились стать дежурным адъютантом у Пилсудского? Неужели вы полагаете, что это для вас сделал Радзивилл? Это я помог… Здесь, около Пилсудского, вы можете быть полезны Дзержинскому, с винтовкой в руках вы никому не нужны!

— Я не понимаю… Может быть, вы, Густав Оскарович, работаете на Дзержинского?

— До известных пределов, через вас, я готов работать на него. Во всяком случае не свои тайны я ему через вас уступлю. Потом мы сочтемся!

— Все прекрасно, Густав Оскарович! Одна беда: я, к сожалению, не работаю на Дзержинского!

— Я знал, Владислав Павлович, что вы будете отказываться, отрицать… Не спешите. Всему свой черед. Возможности перебраться в Россию вы лишены. При первой же к этому попытке вы убедитесь, что у меня есть средства этому помешать… Теперь думайте, до новой нашей встречи. Я не тороплю. У меня есть время.

Шло время. Обстановка на фронте резко изменилась. Красная Армия отразила удар пилсудчиков и перешла в наступление. Красные полки подступили к Варшаве. Курбатов со дня на день ждал крупных перемен. Можно было ожидать выступления рабочих и крестьянских восстаний. В городе царила паника. Вельможи, владельцы заводов и фабрик бежали на запад. Уезжали в Берлин, в Париж русские эмигранты. Без всякого предупреждения, не попрощавшись, исчез и Кольберг. Казалось, вот-вот ураган с востока сметет пыль и нечисть, подобную кольбергам.

Но на фронте что-то случилось. В окружении Пилсудского задержку в наступлении Красной Армии приписывали чуду. Красная Армия приостановила продвижение и медленно отходила.

Настало время всерьез подумать, что же делать. Сколь реальны угрозы Кольберга, что он хочет, чего он ждет, догадываясь о столь многом? Здесь, в Варшаве, он шел в открытую, ничего не скрывая. Прямее не выразишь, сказал все, что хотел сказать. Курбатов не был искушен в делах разведки, но и он понял, что Кольберг, оставляя его в Варшаве, хочет использовать в своих интересах. Он собирал силы для оживления немецкой разведки. Это не вызывало сомнений.

Для размышлений на эту тему у Курбатова было достаточно времени. Наслышался он немало рассказов о немецкой военной разведке в штабе, о всесильном влиянии разведок на европейскую политику.