Хранить вечно. Дело № 1

Гоппиус поправил на носу очки и заторопился к двери; старший последовал за ним. Свёрнутая в трубочку бумажка с тремя рядами цифр не давал ему покоя. И думал он сейчас только об одном – хватит ли духу передать записку по назначению, или лучше, воспользовавшись первой же минутой, когда ГПУ-шник отвернётся, сунуть её в рот и проглотить?

Старший говорил по телефону недолго. Пока ждали медицинскую группу, пока делали опись найденного в саквояже, пока произвели не слишком тщательный, больше для порядка, обыск подвальной лаборатории, прошло часа три. Блюмкина давно увезли, упаковав на всякий случай в смирительную рубашку. Евгений Евгеньевич подписал последний лист протокола и вслед за старшим группы поднялся из-за стола. Он испытывал невыразимое облегчение, и даже затаившаяся у кармане улика не так его мучила. Придётся всё же передать – кто знает, как дальше дело обернётся? А вот Барченко знать об этом ни к чему, меньше будет ненужных вопросов…

- Эй, товарищ, вы что оглохли?

- А?

Гоппиус повернулся к ГПУшнику. Тот один за другим засовывал листы протокола в маленький кожаный портфель.

- Я говорю: воздержитесь пока от поездок. Возможно, вы нам ещё понадобитесь.

- Это уж как начальство решит. Товарищ Глеб Бокий то есть, мы у него в непосредственном подчинении. Я, как вы понимаете, обязан доложить.

Сотрудник спорить не стал.

- Что ж, раз обязаны – докладывайте, конечно, порядок есть порядок.

Он козырнул и вышел. Заведующий лабораторией немного подождал, потом направился наверх, к телефону. Предстояло как-то выкручиваться из неприятной ситуации.

Свёрнутая бумажка с колонками цифр по-прежнему жгла ему карман.

ЭПИЛОГ

Я пробежал глазами текст записки – собственно, никакой не текст, всего лишь коротенькие колонки цифр – и спрятал бумажку в нагрудный карман. Осень вовсю вступила в свои права, и летние голошейки и трусики уступили место – согласно распоряжению Совета Командиров – более подходящей по погоде одежде, плотным хлопчатобумажным шароварам и гимнастёркам из тонкой шерсти.

- Это он передал вам?..

Елена Андреевна покачала головой.

- Нет, доктор Гоппиус. Он задержался в Москве – какие-то неприятности в лаборатории – и переслал записку с оказией.

Не слишком предусмотрительно со стороны завлаба, подумал я. Как ни крути, тот, кто написал эти цифры, сейчас под следствием, это в лучшем случае. И данная бумажка вполне тянет на содействие врагу народа.

Увы, на «лучший случай» рассчитывать не стоит. Мне-то известно, чем закончился для «дяди Яши» двадцать девятый год – в той, другой реальности. И особых оснований надеяться на то, что на этот раз исход будет иным, у меня нет. Записка тому доказательство – мы условились, что он передаст мне эти колонки цифр только в том случае, если станет совсем скверно и шансов на новую встречу не будет вовсе.

Мимо прошёл один из «спецкурсантов», парень лет семнадцати – на правой руке у него была чёрная кожаная перчатка. Тот самый, которого я заметил ещё в первый наш день в «особом корпусе».

Кстати, давно собирался спросить….

- Елена Андреевна, вы не в курсе, почему он носит только одну перчатку?

«Психологиня» щёлкнула ключом, пропуская меня в класс.

- Это всё его особые способности – ну, как способность внушать страх у твоего друга и умение управляться с прутиками и проволочными штуковинами у Тани. Понимаешь, он умеет управляться с огнём, причём делает это почему-то только правой рукой. Поднимет перед собой, зажмурится, и в ладони возникает огненный комок, который он может швырнуть, куда угодно – как дети зимой швыряют снежки.

..О как!..

- Пирокинетик? И вы сами это видели?

- Как ты сказал? – она удивлённо вдёрнула тонкую, в ниточку, бровь. – Пирокинетик? А что, подходит… Нет, я не видела, доктор Гоппиус рассказывал. Он, кстати, называет эту способность как-то иначе, яне помню. Да ты садись, садись…

Ключ снова провернулся в скважине.

- Знаете, Елена Андреевна, я, пожалуй, пройдусь. Если вы не против, конечно. За корпусом есть тропинка в лесу, так я туда.

- Хочешь побыть один? Понимаю, понимаю. Только вот что…

Женщина выглянула в окно и взялась за шпингалеты. Рама заскрипела, открываясь.

- Вылезай-ка лучше здесь, не надо, чтобы тебя видели на вахте. Сможешь?

- Конечно. Ерунда, первый этаж…

- Вот и вылезай. Обратно вернёшься тем же путём – постучишь в окошко, я тебя впущу. И, пожалуйста, постарайся не задерживаться. У тебя час.

Я шёл по тропинке и сбивал взмахами прутика высохшие гроздья репейника. Деревья уже стоят голые – в этом году листва облетела поздно, поздновато, только к концу октября, а вот бурые высохшие стебли репейника как торчали по бокам от тропинки, так и торчат. И будут ещё долго торчать, пока не укроет их первым снегом.

Как же здорово - шагать вот так, размахивать белым, очищенным от коры прутиком, как пятилетний пацан воображаемой саблей, сносить головы воображаемым врагам, и совершенно ни о чём не думать - как можно не думать только в детстве

Увы, детство осталось позади. В моём случае – так и дважды. И не ни о чём думать не выйдет, как ни старайся…