Храните вашу безмятежность

– Я могла догадаться, – пробормотала Паола. – Его серенити хранил свою безмятежность от моих попыток сблизиться.

– Все вы друг друга стоите! – громко сообщила дона Муэрто. – И ты, и Чезаре, и твоя кровососущая подружка, и Карло Маламоко, и толстушка Маура.

Размахнувшись, свекровь швырнула в волны кольцо синьорины Раффаэле.

– Значит, так тому и быть. Играйте, детишки, храните вашу общую безмятежность.

– Матушка, – мои глаза увлажнились слезами восторга, – это так символично! Вы принесли морю драгоценную жертву.

– Что это с ней? – спросила синьора Маддалена вампиршу.

– Экстаз, – пояснила та. – Дона догаресса ощущает неразрывную связь с Аквадоратой.

– Ну и куда им разводиться, таким дуракам?

– Да никуда эту плаксу ваш сын от себя не отпустит.

И они синхронно вздохнули, с видом умудренным, но шутливым.

Для того чтобы войти в канал «Нобиле-колледже-рагацце», нам пришлось миновать городской причал и парапеты площади Льва. Зара умело лавировала меж гондол, я отвечала на поклоны и приветствия.

– Дона догаресса плывет в школу?

– Точно так, добрый гражданин.

– Ваша фрейлина, кажется, похорошела?

– Дона Раффаэле благодарна вам за комплимент, любезный Арлекин.

– Что за корсарка с вами, дона Филомена?

– Моя тишайшая свекровь синьора Муэрто, любопытный Вольто.

– Разве она не умерла? Догаресса может возвращать с того света?

– Умерла? Вы это слышали, матушка? – разводила я руками. – Или в Аквадорате был объявлен траур?

– Вон в той гондоле, – шепнула вампирша, – припоминают, что слухи о том, что матушка его серенити – пират, ходили довольно давно.

– Значит, наши новости никого не удивят?

– Люди обожают быть умными задним числом, – пояснила вампирша. – Они видят дону Муэрто, это вступает в противоречие с тем, что они знали, поэтому сразу начинают сочинять, что да, что-то такое уже давно подозревали.

У Нобиле канала был затор, гондолы, сталкиваясь бортами, толпились у узкого входа. Я поприветствовала родителей Мауры, свекровь окликнул черноволосый господин с сединой на висках:

– Маддалена, лопни мои глаза, ты решилась выйти в свет?

– Закрой рот, Фаустино, – любезно ответила та и вполголоса сказала нам: – Дон Маламоко, батюшка Карло, тот еще балагур.

– В стороны! – разнесся громкий клич. – Пропустите гондолу его серенити.

– Можно подумать, Аквадората не республика, – возразил кто-то неподалеку. – Ну дож, и что? Не король ведь, пусть ждет со всеми.

– Тем более дона догаресса никакой исключительности к себе не требует.

– И проявляет скромность, присущую великим правителям.

Граждане довольно громко роптали и продолжали меня превозносить, но весла уже стучали в медных форколах, гондолы расступались, освобождая дожу дорогу.

Я обернулась, Чезаре стоял на палубе в своем золотом кафтане, у ног его сидела четверка гвардейцев, синьор Копальди правил, опершись ногой о борт.

Граждане, резко изменив настроение, приветствовали тишайшего Муэрто восторженными криками. Я молчала, язык прирос к нёбу. Ну же, Филомена, расстояние между вашими гондолами уменьшается, прыгай, бросайся на шею. Зрителей довольно.

Глаза мои встретились с глазами цвета спокойного моря, время растянулось в бесконечную рыбацкую сеть, и я попала в нее, ощущая, как она сворачивается вокруг моего неподвижного тела.

Никуда я не прыгну, не посмею. Потому что, если он мне откажет, умру в тот же миг.

Гондолу тряхнуло, подошвы золотых сапог стукнули о нашу палубу. Чезаре!

– Молчи! – приказал дож. – Матушка, рад видеть тебя в добром здравии. Дона… Раффаэле, тебя не рад, но поговорим после. Теперь ты.

Он взял меня за плечи и посмотрел прямо в глаза.

– Запомни раз и навсегда, капризная рыжая саламандра: никакого развода я тебе не дам, до самой своей смерти. Поняла?

Я попыталась открыть рот, но Чезаре заорал:

– Молчи! Ни слова.

Я смотрела на супруга и часто моргала. Он тяжело дышал и, кажется, потерял нить разговора.

– Развода не дам, – пробормотал он негромко. – Да! И после моей смерти, Филомена, ты свободы не получишь. Так что о жизни веселой вдовушки забудь мечтать сразу. Дворцовые юристы об этом позаботятся.

– Чезаре запер этих крючкотворов в Пьомби перед отплытием, – сказал с соседней гондолы Артуро, обращаясь к синьоре Муэрто. – Разумеется, они напишут все, что он им приказал.

Дож сурово посмотрел на секретаря и вернул взгляд ко мне.

– И не воображай, что наш брак будет фиктивным. Ты станешь моей женщиной немедленно.

Подумав о зрителях вокруг, я вздрогнула. Немедленно? Прямо здесь?

– Да, я мерзавец, – кивнул дож, – тиран и чудовище. Привяжу к себе любимую женщину вопреки ее желанию, не смогу подарить ей детей…

– Это мы еще посмотрим! – пискнула я. Плечи болели от крепкой хватки. – Стронцо Чезаре.

– Грязный рот.

– Так целуй, ты задолжал мне сотни поцелуев за эти «стронцо».

Ресницы тишайшего дрогнули.

– Ну? – подначила я. – Или слухи о женолюбии его серенити ложь?

– У меня не было женщины с того дня, как я подобрал в водах лагуны рыжую куклу в коротком платьице.

– Похвально. Но я, представь, тоже тебе не изменяла.