Хранитель

Семья — маленькая вселенная, которая не должна быть на ряду с чем — то привычным и обыденным. Люди связанные такой любовью — сверхлюди. Они на ступеньку любого явления и человека в природе. Потому что их любовь не продается и не покупается, она священна. Никто и никогда не будет любить столь яро, абсолютно, безусловно, как семья. И ставить на одну линию с ней даже любимого человека или что-то еще — святотатство.

Семья бережно отмоет наши руки от чужой крови, спрячет украденное нами, навеки похоронит наши самые грязные и порочные тайны, изопьет чашу нашей боли с легкой улыбкой, коя более уместна при пробе хорошо выдержанного вина, и все с той же улыбкой разобьют на черепки кувшин наполняющий чашу болью.

Семья всегда будет ждать нас, даже оттуда, откуда никто не возвращался; даже тогда когда больше никто не ждет.

Никто из богов, которые жестоко карают за грехи, никто из ангелов от которых мы отрекаемся, и они уходят, не сможет любить нас сильнее.

Семья выше богов, благороднее ангелов.

А когда ее не станет — падет пеплом тот маленький мир в котором можно было спрятаться от страха и жестокости, от боли и ненависти; маленький мир, способный оберегать нас.

Купить можно всех — у каждого своя цена и валюта. Поэтому не стоит марать образ семьи обо что-то земное и материальное.

Его маленькая, новообретенная семья, ценность которой он осознал совсем недавно, мертва.

Сколько боли. Столько же и крови. Везде должен быть баланс. Лаер умер вместе с братом, с возрождающейся надеждой… Они оплатят кровью. Все. До единого.

Уна…

— Лаер…

Круг Сетаролла вспыхнул при словах активации.

Храм. Аккурат ночная молитва — храмовики склонили головы сидя на скамьях.

Лаер усмехнулся.

И это было последнее что увидело большинство вскинувших голову.

— Лаер, пожалуйста. Хватит. Уходим. — Спокойный, очень спокойный голос, и Уна настойчиво тянет его за рукав, стараясь не отводить от него взгляда, чтобы не видеть окровавленные стены.

* * *

Лаер сидел в своем кабинете в неофициальной резиденции на севере Видэллы и неотрывно смотрел на магический вакуум. Небольшая ловушка хитросплетений трех типов вязи, позволяющая сбросить власть течения времени для всего, что находиться в ее границах. Для всего неживого. И то, что она сейчас оберегала, было неживым.

Но и не мертвым, поскольку магия предотвращала тление и разложение тела.

— Лаис…

Лаер произносил это имя в миллиардный раз, и вопреки всему оно не теряло смысла. Он поднес бокал с насыщенно — красной жидкостью к губам. Вкус вина на губах и вины в душе.

Брат словно бы заснул. Лежал на дивно сработанном каменном столе и казался спящим.

Вот уже три дня. И три вечности для Лаера. Хранитель почти не помнил, чем занимается утром и днем, он приходит в сознание лишь вечером, когда возвращается к брату, и сидит в кресле, не отрывая взгляда от его тела до самого утра.

Лаер знал, что отдает приказы Ордену к истреблению глав Храмов, знал, что в стране паника, знал, что Мирей рвет и мечет, пытаясь его отыскать, знал, что его ищет Рийский, но все это не имело никакого смысла.

И никакого значения.

Орден доставлял Лаеру старейшин. И Хранитель до этих моментов не подозревал, до чего может развиться его изощренность и заснуть брезгливость.

Но их смерти не насыщали ту затягивающую ледяную пустоту.

А еще у Лаера начала постоянно болеть голова. Подошел срок. Сила Ноктура оказалась напрасной. Лаер ее и не чувствовал в себе.

Четыре, максимум пять дней на то, чтобы убить храмовиков найти способ не подохнуть, и вернуть Лаиса.

— Лаис…

Нужно встретиться с Ирте. Для начала. Он поможет.

Нет. Нельзя. Нельзя никому говорить о Лаисе, пока он не найдет абсолютный способ обезопасить тело.

"Мой господин…"

Неван просил свободы. Он всегда просил свободы рядом с телом Лаиса.

Лаер вытянул руку позволяя мечу выскользнуть и опуститься на пол в виде металлической змеи. Кобра подползла к вакууму и тревожно подняла голову, неотрывно глядя на своего создателя.

— Ты не знаешь, как разорвать наши души? — в сотый раз спросил Лаер.

"Нет, мой господин" — В сотый раз с невыразимой болью ответил Неван.

Лаер пробовал все, вплоть до того что переделал Связующий обряд, едва не сломив собственную вязь на ореоле и не умерев. Неван стойко терпел терзание своей души, но никакие попытки не увенчались успехом. И Лаер боялся поверить, что брата нельзя вернуть. Неван — самостоятельная сущность, пусть и зависящая от Лаера. Но он самостоятелен. Автономен. Переродившийся. Живой.

"Он во мне. Он все еще во мне. Я жив, он тоже. Я хочу отделиться, но не понимаю… Простите меня мой господин. Я хочу вернуть его, но не понимаю как…"

Это лишь успокаивало Лаера. Неван еще держит Лаиса.

Есть вещи которые нельзя изменить…Нельзя изменить, никак нельзя изменить…

Они должны иметь место в жизни. И как бы мы не хотели, мы не можем повлиять на ход уже случившегося. Лаер ненавидел выражение "не было выбора". Он построил свою жизнь так, что это выражения было не уместно. И он осознал ничтожность того, что прежде считал своим величием. Ощутил там. В дождь посреди зимы. С мертвым телом брата у своих ног.