Хранитель

— Пошли к нему сходим? — с какой — то щемящей душу тоской непривычно мягко попросил Ирте уставившись в наполовину зашторенное окно.

— Пошли, — неожиданно легко согласился Лаер. — Только мне куртка нужна.

— Нашел проблему, — освобождено рассмеялся Ирте.

Рийский впервые за долгое время выглядел счастливым, а Лаер глядя на него, гадал, каково это: знать что есть дом где тебя любят и всегда ждут?

Пока Рийский отдавал распоряжения, Лаер через длинный коридор нашел комнату где явно томилась Уна. Прошептав простенькое заклятие взлома замков, Лаер распахнул дверь в рабочий кабинет.

Она стояла спиной оперевшись о шкаф и, уставившись в противоположную стену, в призрачном лунном свете, струящемся из окна, как будто наполнявшим ее кожу серебристым сиянием, казалась сверхъестественно красивой.

— Уна…

— Я ненавижу тебя. — Она даже не повернула головы, лунный луч причудливо изломавшийся и запутавшийся в длинной косе, высветил прежде незаметные шоколадные тона.

Лаер ухмыльнулся и оперся плечом о косяк двери.

— Что ж ты меня прямо с порога так нещадно…

— Ненавижу. Я тебя ненавижу, Лаер. Понимаешь? Ненавижу.

Хранитель поднял руки, как бы сдаваясь.

— Ты ужасен. Ты постоянно возвращаешься в крови. В чужой крови. Той ночью, когда твой ореол разбили ты тоже пришел в крови. Ты ведь не пощадил того кто пытался убить тебя, да? Ты никого не щадишь. Ты только заставляешь людей унижаться перед тобой. Упиваешься чужой болью. Ты наверно не знаешь, но иногда твои глаза просто… нечеловеческие. Даже Ирте в такие моменты взгляд отводит.

— Что ты предлагаешь, милая? — Лаер прошел и, запрыгнув на стол, в упор посмотрел на безразлично разглядывающую стену девушку. — Что ты хочешь? Чтобы я всем целовал задницы, пел песенки и собирал цветочки? А что ты знаешь о жизни? Кто ты в ней? Наивная дуреха из богом забытой деревни с довольно поздно, зато мощно пробудившейся магией. Читающая мне мораль и нотации. Так я знаю о них больше тебя. Другой вопрос хочу ли я принимать их в свои ценности.

— А они вообще у тебя есть?

— Есть. Только у тебя ума недовесок чтобы их понять. Там есть такие слова как честь и принципы, если великодушие и жалость к слабым туда никак не входят, то это не признак отсутствия ценностей. Тебя пугает то, что я прихожу в крови? Уж извини, но я не привык стоять на месте, когда меня убивают.

— А почему тебя убивают, ты не задумывался?

— Милая, совет тебе на будущее, не лезь туда, где мало что понимаешь. Убить меня все равно не смогут. А тебе достаточно знать, что я готов пожертвовать всем ради тебя. Сделаю что угодно, чтобы ты была рядом, я никогда не оставлю тебя одну. Я предам и продам всех, но никогда не поставлю тебя под удар. Будут рушиться небеса, оседать пеплом города, если что-то начнет тебе угрожать. Прольются реки крови, если кто-то посмеет косо взглянуть на тебя. Меня не остановит ничто и никто, — Лаер говорил так, что ему невозможно было не верить. Он говорил правду, это чувствовалась в каждом слове, в каждом движении губ. — Ты можешь ненавидеть меня, плевать в лицо, втаптывать в грязь, унижать, издеваться, ломать… Все что захочешь, но ты никогда не сможешь изменить одной вещи — я приду за тобой где бы ты не была. И мне плевать захочешь ты меня видеть или нет, я не отпущу тебя, Уна. Ты можешь выбрать меня, и я поднесу тебе весь мир на блюде, или можешь выбрать пустоту, где я все равно незримо буду рядом, маленьким темным ангелом над твоей головой.

Он говорил правду, но не всю. Лишь ту ее часть, которую трудно связать с жизненной необходимостью Лаера в Талантах. Но дрогнувшие губы Уны выдали то, чего он добивался.

— Ненавидишь меня? Твое право. Боишься меня? Вполне ожидаемо. Ты смотришь издалека, как и все. Я не стану перед тобой оправдываться, как ты ожидала. Не потому что считаю это унижением или падением своего достоинства, а потому что ты не поймешь, а я не смогу объяснить так, чтобы ты поняла. Есть вещи, которые нельзя изменить, Уна. Есть люди, которых нельзя менять, даже исходя из самых благих намерений. Я Хранитель, что подразумевает мысли о тысячи судьбах, нежели судорожные думы о каждом отдельно взятом человеке. Для того чтобы повернуть русло реки и спасти долину от засухи придется пожертвовать несколькими жизнями тварей обитающих в воде… Впрочем, это все абстракция и немного не по теме…

— Не надо, Лаер. Не надо этой лжи и фальши. Ты у себя на первом месте… Не нужно говорить что я…

— Может на первом. Это вполне естественно. Посмотри мне в глаза и скажи, что ты мне безразлична. Ну?

Уна не смотрела на него. Она покачала головой, грустно улыбнувшись.

— Это не может быть для тебя оправданием, Лаер. Это не может говорить о тебе как о человеке, потому что ты наслаждаешься смертью.