Перед глазами пронеслись образы Холланда. Угрюмый учитель в какой-то степени заменил ему отца, хоть и не дарил никогда родительского тепла, несмотря на то что приходился двоюродным дедом. Среди воспоминаний о Холланде затесалась и парочка с Атару.
– Хм-м, интересно, может, кто-то еще?
Ощущение копошения пальцев возникло в голове. Закария почувствовал покалывающую боль. Потом ему показалось, будто ледяные пальцы погрузились в серое вещество мозга. Закарию точно бы стошнило, если бы он не голодал несколько дней.
Бой барабанов превратился в невыносимый гул.
– Покажи, кому еще ты был предан.
– Неужто ты был влюблен в свою госпожу, Закария?
– Нет, – последовал незамедлительный ответ.
– А был ли ты в кого-то влюблен?
Сердце Закарии заколотилось так громко, что заглушило звуки барабанов.
– Покажи мне ее! – Ледяной властный голос въелся в его сознание.
Закария пытался сопротивляться Вторжению, но от этого испытал неведомую прежде боль. Мозг будто плавился от напряжения, а холодные пальцы сминали извилины, превращая их в жидкую субстанцию. Закария хотел ослепнуть, лишь бы ничего не видеть. Лишь бы ничего не показывать Верховному мастеру.
Но все было тщетно.
Перед глазами предстал до боли знакомый образ – прекрасный, неземной, обожаемый.
Тина. Его Тина. Его самое большое испытание.
Она улыбалась ему, не пряча шрам на лице.
Родной голос разрывал его сердце на части. То, что он прятал от себя долгие месяцы, вырвалось наружу бушующим штормом и начало крушить стены.
Он старался, но не смог противиться воле мастера и показал все, что казалось его лучом света в кромешной тьме. Показал, как исподтишка любовался скромной тихой служанкой, что прятала ото всех не только шрам, но и глубокую боль. Показал, как умирал от волнения и неведомых доселе чувств, когда прижимал к себе спящую девушку в Мглистом лесу. Показал, как чуть не сошел с ума, впервые ощутив вкус ее губ.
– Пожалуйста, не надо, прекратите, – взмолился он, но мастер был непреклонен.
Его пальцы вонзились еще глубже, раздирали плоть на мелкие кусочки.
Закария рыдал и корчился на полу от боли, когда перед глазами снова предстал четкий образ, от которого ему хотелось умереть.
Закария практически захлебывался собственными слезами. Воспоминание казалось таким реальным, что он почувствовал знакомый аромат ванили и домашней выпечки, когда зарылся в мягкие густые волосы и ощутил на губах нежный бархат ее кожи.
– Она красивая. – Мерзкий голос ворвался в его воспоминание, стальным молотом дробя череп. – Жаль, что этот уродливый шрам все портит.
– Она прекрасней всех женщин мира, – против воли прошептал Закария. – Ничто не способно ее испортить.
Ледяные пальцы ослабили хватку, и, почувствовав облегчение в мозгу, Закария не успел даже выдохнуть, прежде чем смертельная боль пронзила его сердце, слово его пытались раздавить.
Картинка перед глазами на мгновение растворилась и явила новый образ. Закария больше не мог выдерживать эту пытку. Он плакал навзрыд от собственного бессилия и нестерпимой боли.
– Пожалуйста, хватит. Не смотрите!
Но просьбы были напрасны.
Закария увидел Тину, лежавшую в его постели. Ее волосы разметались по подушке, а глаза горели страстью. С губ срывались громкие стоны, которые Закария заглушал сладостными поцелуями. Он ощущал жар ее тела, входя в нее. Сходил с ума в нежных объятиях и стонал ее имя.
– Умоляю, прекратите!