Хранитель драконов

Драконы это поняли. Почуяв, что он мертв, по его следу отправились двое, Кало и Ранкулос. Не для того, чтобы помочь ему или отомстить за него, а чтобы потребовать его тело себе в пищу. Ночью они вернулись на берег реки. Ни тот ни другой ничего не рассказывали, но Синтара подозревала, чем закончилось дело. От обоих пахло не только плотью Гресока, но и людской кровью. Вероятно, они встретили людей, которые убили упавшего Гресока, и добавили их к своей трапезе. Синтара не видела в этом ничего плохого. Человек, посягнувший на дракона, заслужил смерть. А на что годятся мертвые, кроме как в пищу? Она не понимала, почему люди считают, что лучше быть съеденным червями.

Все прекрасно знали, что следы таких столкновений лучше заметать. Люди слишком плохо скрывали свои мысли, и драконы чувствовали, что те оскорблены и гневаются на них. По какой-то странной логике люди предпочитают отдавать своих покойников на съедение рыбам, а не драконам. Вот и несколько дней назад людское семейство опустило тело мертвой родственницы в реку. Синтара погрузилась в воду следом за мешком, вытащила тело на берег, подальше от людских взоров, и съела его, и покров, и все прочее. Когда драконица вернулась и поняла, что люди потрясены, она попыталась, щадя их чувства, отрицать содеянное. Но те ей не поверили.

Люди, считала Синтара, повели себя совершенно неразумно. Если бы тело утонуло и упало на дно, его бы разорвали на части и пожрали черви и рыбы. Но умершую женщину съела Синтара, и осколки людской памяти вошли в ее память. По правде сказать, бо`льшая часть этих воспоминаний была для дракона бесполезна, да и женщина та прожила недолго, всего-то полсотни сезонных оборотов. Но все же от нее что-то осталось. Или люди думают, что тело этой женщины не заслуживало ничего лучше, кроме как стать кормом для нового поколения мальков? Люди так глупы!

В ее драконьей памяти хранились смутные воспоминания о Старших. Ей бы хотелось, чтобы эти образы были яснее, а не скользили в мыслях, как рыба в мутной воде. В воспоминаниях от этих созданий – Старших – веяло приятием и даже любовью. Они были умелыми и достойными, они ухаживали за драконами и любили их, они, признавая драконов разумными существами, приспособили для них свои города. Как такие мудрые создания могли быть родней людям?

Эти мягкотелые бурдюки с соленой водой, которых обязали присматривать за драконами, постоянно жаловались, хотя работа была простой. Они исполняли свои обязанности так плохо, что Синтара и ее соплеменники жили в беспросветной нужде. Было ясно, что драконы людям неприятны. Эти безволосые древесные обезьяны на самом деле думали только о том, как бы присвоить сокровища Кассарика. Руины древнего города Старших были погребены поблизости от того места, где вылупились драконы. Люди хотели разграбить Кассарик – так же, как разграбили подземный город в Трехоге. Они не только растащили украшения и предметы, назначение которых даже не могли понять. Они убили всех драконов, кроме одного, – тех самых драконов, которых Старшие перед древней катастрофой укрыли в своем городе. При мысли об этом гнев полыхал в душе Синтары.

По сей день существовали на свете живые корабли, построенные из «бревен» диводрева, все еще служили людям драконьи души, воплощенные в этих кораблях. По сей день люди оправдывали незнанием учиненную ими бойню. Драконы столько лет ждали, чтобы вылупиться, а их, не завершивших преображения, вытряхнули на холодный каменный пол. Когда Синтара думала об этом, ее душила ярость и ядовитые железы в горле твердели и набухали. Проклятье! Люди заслужили смерть за содеянное – все без исключения.

Рядом раздался голос Меркора. Несмотря на внушительный размер и силу, этот дракон редко говорил или как-то еще проявлял себя. Глубокая печаль обессиливала его, лишала стремлений и воли. Но когда он все же заговаривал, все сородичи бросали свои дела и слушали его. Синтара не знала, что ими движет при этом, но сама раздражалась – ее тоже влекло к Меркору. И при этом охватывало чувство вины за его печаль. От его голоса память зудела, как будто, слушая его речи, следовало вспомнить что-то чудесное. Но она не могла.

Сейчас Меркор произнес своим звучным и низким голосом:

– Синтара, оставь это. Без должной цели твой гнев напрасен.

Это тоже не давало ей покоя – он говорил так, как будто читал ее мысли.

– Ты ничего не знаешь о моем гневе, – прошипела она ему.

– Не знаю? – Он повернулся в этой грязной яме, где они спали. – Я чую твою ярость и знаю, что твои железы полны яда.

– Я хочу спать! – громыхнул Кало.

В его словах слышалось раздражение. Но даже он не смел открыто противостоять Меркору.

Один из мелких тупиц, кажется зеленый, который едва мог передвигаться, проскрипел во сне:

– Кельсингра! Кельсингра! Вот она, вдали!

Кало поднял голову на длинной шее и рявкнул зеленому:

– Заткнись! Я хочу спать!

– Ты уже спишь, – спокойно отозвался Меркор. – Ты спишь так глубоко, что не видишь снов.

Меркор поднял голову. Он был не крупнее Кало, но бросил ему вызов.

– Кельсингра! – внезапно протрубил он в ночь.

Все драконы взволновались.