Хранитель драконов

Это случилось два года назад, и с того дня они часто видели его. Когда у отца Тимары находилась для него работа, парень был благодарен за любую плату, которую они могли ему предложить. Благодаря своей ловкости он прижился даже здесь, в высоких кронах, куда никогда не забирался никто из рожденных на земле. Тимаре нравилось его общество — у нее было мало друзей. Ее детские товарищи по играм давным-давно выросли, переженились и теперь вели новую, семейную жизнь. А Тимара осталась позади, в своем затянувшемся отрочестве. И как ни странно, ей было отрадно найти друга столь же одинокого, как она сама. Она удивлялась, почему Татс до сих пор не нашел себе жену или хотя бы девушку.

Мысли Тимары беспорядочно блуждали. Она осознала, что ее молчание затянулось, только когда заговорил Татс:

— Ты хотела сегодня побыть одна? Я вовсе не собирался беспокоить тебя.

— Ты меня не побеспокоил, Татс. Я просто забралась сюда, чтобы подумать.

— О чем?

Он устроился на ветви поудобнее.

— Думаю, какую из возможностей мне выбрать. Не то чтобы их было много…

Тимара выдавила смешок.

— Немного? А почему?

Девушка посмотрела на него, гадая, уж не дразнится ли он.

— Понимаешь, мне шестнадцать лет, а я все еще живу с родителями. Никто до сих пор не сделал мне предложение. И не сделает. Так что мне или придется жить с матерью и отцом до конца дней или выживать в одиночку. Я немного умею охотиться и собирать растения. А еще мне известно главное: если я попытаюсь заниматься тем или другим в одиночку, окажусь в нищете. В Дождевых чащобах, чтобы не умереть с голоду, нужно слаженно работать по крайней мере вдвоем. А я, похоже, всегда буду одна.

Татс удивленно и с некоторой тревогой выслушал этот монолог. Потом откашлялся и спросил:

— Почему ты думаешь, что тебе всегда придется заниматься этим в одиночку? — А потом добавил, уже тише: — Ты говоришь так, как будто жить с родителями — это что-то ужасное. Хотел бы я, чтобы у меня были отец или мать. — Он коротко усмехнулся. — И я даже вообразить себе не могу, как это — когда есть оба родителя.

— Жить с родителями вовсе не так ужасно, — признала Тимара. — Хотя иногда я понимаю, что мать видеть меня не желает. Папа ко мне всегда добр, он совсем не против, чтобы я осталась дома навсегда. Наверное, когда он принес меня обратно домой, он догадывался, что я буду им помощницей до конца жизни.

Татс нахмурился. Из-за недоуменной гримасы паутина на его щеке странно исказилась.

— Принес тебя обратно домой? А где ты пропадала?

Теперь уже Тимара почувствовала себя неловко. Она привыкла думать, что все знают, кто она такая и какая история за этим кроется. Любой житель Дождевых чащоб все понимал, едва взглянув на нее. Но Татс родился не здесь, а местные старались не рассказывать чужакам о Тимаре и таких, как она. Татс действительно ничего не знал. Эта мысль была для девушки как укол. Она оскалила зубы в странной улыбке и протянула парнишке руку.

— Ничего не замечаешь?

Он наклонился поближе и уставился на ее руку.

— Ты что, коготь сломала?

Тимара подавила смешок и внезапно поняла то, чего не понимала раньше. Татс так дружески держался с ней потому, что и в самом деле ничего не знал.

— Татс, ты же не можешь не видеть — у меня на руках когти, не ногти. Как у жабы или у ящерицы. — Она запустила когти в кору и рванула на себя. На ветви остались четыре полоски. — Когти делают меня тем, что я есть.

— Я у многих в Дождевых чащобах видел когти.

Секунду Тимара непонимающе смотрела на него. Потом возразила:

— Нет, это не то. Ты видел у многих черные ногти. Или даже большие черные ногти. Но не когти. Потому что когда рождается ребенок с когтями вместо ногтей, родители и повитуха знают, что должны сделать. И делают это.

Татс придвинулся по ветке ближе к ней.

— Что делают? — хрипло спросил он.

Она отвела глаза от его пристального взгляда и уставилась в переплетение ветвей, между которыми запуталась ночь.

— Избавляются от него. Уносят его куда-нибудь, где не ходят люди. И оставляют там.

— Умирать? — Татс был потрясен.

— Да, умирать. Или на съедение — древесной кошке или большой змее.

Тимара взглянула на парнишку и поняла, что не выдержит его взгляда, в котором плескался ужас. Этот взгляд словно бы обвинял, и девушка почувствовала себя неуютно, как будто проявила неблагодарность или неповиновение, рассказывая об участи детей-выродков.

— Иногда ребенка душат, чтобы он долго не мучился, а потом бросают в реку. Думаю, это зависит от повитухи. Моя повитуха просто унесла меня и положила в развилку ветви подальше от всех путей, а потом поспешила обратно к моей матери, потому что у той было сильное кровотечение.

Тимара сглотнула комок в горле. Пораженный Татс смотрел на нее, слегка приоткрыв рот. Впервые девушка заметила, что один из его нижних зубов заходит за другой. Она снова отвела взгляд.