Хранитель и Виринея

– Это ты сейчас мне, сестрёнка? – Агапия с вызовом смотрела на сестру. – Не забыла, кто твой нос сопливый утирал, да коленки разбитые лечил? – она грозно стала напирать на сестру. – Или ты князю теперь служишь? Так вот, если ты про свой род забыла, то и дорогу сюда забудь, женщины нашей семьи всю жизнь блюли заповеди равновесия. Ты по молодости бед натворила, пещеру Равностояния без хранителя оставила. Спасибо Лесная на защиту встала, и то уберечь от князя и его холуёв не в силах. Так ты теперь на неё зуб точишь? Остановись, сестра! Пока не поздно, остановись. Злоба душу хуже ржи разъедает. Князю ты даром не нужна, от него сейчас крестьянки всё больше в подолах таскают.

– Не тебе меня учить, – зашипела в ответ младшая, – сама всю жизнь без мужика прожила и мне накаркать хочешь. Не переходи мне дорогу, сестрица, а то зашибу ненароком.

Агапия, посмотрев на неё с состраданием и какой-то брезгливостью, пошла прочь. И тут Антон увидел, что та вскинула руку, и что-то стала быстро произносить, готовясь кинуть Агапии в спину. Времени размышлять не было, и Антон бросился из-под телеги ей под ноги. Пролетев кубарем, он снёс женщину с ног и, подскочив, бросился наутёк. Она распласталась по земле и, поднимаясь, увидела только мелькающие пятки проклятого.

– Ах ты, шавка безродная, – прорычала, темнея лицом, – давно с тобой покончить пора было.

Агапия поджидала его за поворотом, кивнув, указала в сторону леса и быстро пошла по дороге. Она примерно догадывалась, что сестра не удержится, и кинет ей в спину заклятье. Так уже не раз бывало после их ссор, а позже приходилось долго смывать с себя какую-нибудь порчу. С каждым разом проклятия, что сыпала сестра, становились всё чернее. Её душу порабощала Тёмная сторона, и противостоять ей становилось всё сложнее. Женщина не ожидала, что маленькая «шавка», как назвала сестра этого, никому не нужного получеловека, бросится её спасать, и у неё на сердце неожиданно потеплело. Чувство, которое последнее время всё реже посещало её.

Они встретились у кромки леса, и пошли вместе к реке. По дороге Антон вкратце рассказал, как жил до этого. Она с удивлением слушала его рассказ и никак не могла понять, что значит, ничего вашего нет, но есть другое. Это другое не хотело укладываться у неё в голове, поэтому она решила, что он немного сочиняет. Антон не стал настаивать, решив, что, если бы кто-то начал рассказывать ему про этот мир, он вообще бы решил, что человек сошёл с ума.

Когда подошли к реке, Агапия заставила Антона снять рубаху и зайти в воду. Одной рукой крепко держа его за худенькое запястье.

– Когда скажу, – командным голосом сказала она, – будешь делать, что прикажу. Понял? – дождавшись кивка, продолжила. – Как бы ни было плохо, сидишь в воде, это даже не обсуждается, Антон, – назвала она его по имени, и он вздрогнул, настолько нереально это прозвучало сейчас по отношению к теперешнему ему.

Агапия замолчала, и Антон снова увидел, как она видоизменяется. Залила чернота глаза, удлинились пальцы и ногти, заострился, став хищным нос. Она зашептала какую-то абракадабру, как показалось Антону, и вдруг спрыгнула к нему в воду, приказав нырять. Он нерешительно присел, но сильные руки, что-то бормочущей женщины, решительно окунули его с головой под воду. Страшная судорога скрутила тело, пальцы рук и ног стало выкручивать, как будто чьи-то железные пальцы вцепились в них, глаза давило так, что казалось, они сейчас лопнут или выкатятся от напряжения из глазниц. Каждый нерв в теле, словно оголённый, натянулся и задёргался от раздирающей на части боли. Антон решил, что его просто решили здесь убить, и рванул, что было сил, но руки Агапии, словно железные оковы крепко продолжали держать под водой.

Его корёжила странная сила, она словно сдирала с него невидимые узы, которые намертво вросли в тело и не давали ему жить, и нормально дышать. Агапия чуть-чуть ослабила хватку, и он дёрнулся к воздуху, желая сделать хотя бы один вдох. Она позволила вдохнуть, а потом, что-то непрестанно бормоча, окунула опять в ледяную круговерть воды. Он уже почти ослаб от боли, не желающей отпускать, его сознание раздвоилось, меняясь и переплавляясь в нечто иное, неведомое пока ещё ему, и в момент, когда одну часть мучила боль, второй вдруг почувствовал рядом с собой зверя. Сильного и мощного волка, того, что приходил к нему в другой его жизни во снах, желая приободрить и пообещать чего-то неизведанного. Светло-серая, словно серебристая шерсть покрывала его крупное, сотканное словно из силы и энергии тело, и невероятно голубые глаза смотрели в саму душу, вырывая из мрака и отчаяния, даря новые чувства и ощущения. Только сейчас Антона коснулось понимание того, что это он делился с ним своей силой. Зверь плавно качнулся к нему и приблизился почти вплотную, заглядывая в глаза, а потом, как-то легко слился с ним в одно целое, довольно порыкивая низким голосом. И сознание Антона померкло.

Глава 4