Хранитель и Виринея

Сколько Виринея себя помнила, её домом всегда была эта обитель служителей истинного Света. Другого дома она не имела. Родителей, как таковых, не знала, но маленькое сердце очень нуждалось в доброте и ласке. Когда она была совсем маленькой, то бегала, как хвостик, за одной из служек. Так называли женщин, живших при храме, готовивших на кухне, занимающихся уборкой во всех помещениях и смотрящих за маленькими детьми, которых отдавали в младенчестве, чтобы вырастить из них жрецов и последователей культа. Считалось очень почётным, если твой ребёнок попадал сюда.

Женщину ту звали Феофания. Виринея не могла выговорить её имя и звала её Фи. Жрецы не приветствовали личных привязанностей. Служитель Света должен быть свободен, как телом, не имея имущества, так и душой, не зная забот о ближнем. Его сердце должно служить только источнику первородного Бытия. Поэтому Феофанию чуть не выгнали, за то, что она стала общаться с ребёнком. И женщина, смахивая украдкой слёзы, стала убегать от маленькой светловолосой и голубоглазой девочки, зовущей её иногда: ма.

Глупая, маленькая Виринея никак не могла понять, почему Фи не хочет больше сажать её на колени и ласково гладить ладонью по голове. Поэтому она решила, что стала плохая и больше не нравится милой и добродушной женщине.

Для неё эта была первая личная трагедия в её маленькой взрослой жизни. Но так случилось, что однажды, она бежала за повозкой по широкому двору храма, чтобы передать письменное извещение одного из жрецов торговому обозу. Виринея очень спешила исполнить первое в своей жизни поручение и потому неслась, сломя голову, не замечая, что у неё под ногами. Запнувшись об выступающий камень, она полетела и со всего размаха стукнулась о каменное покрытие двора, разбив в кровь колени и локти. И тут к ней птицей бросилась Феофания, которая оказалась неподалёку. Она подскочила к плачущей девчушке и крепко обняла её, прижимая к груди.

– Детка моя, ненаглядная, как ты? – она ласково гладила её по голове и щёчкам, стирая мокрые дорожки.

– Мама Фи, я думала, что ты разлюбила меня? – спрашивала, глотая слёзы, Виринея.

– Виринея, – женщина серьёзно посмотрела ей в глаза, – я очень люблю тебя, и всегда буду любить, но служкам нельзя подходить к будущим ученикам, а потому запомни! Я всегда буду рядом с тобой, вот тут, – она указала ей на грудь, – возле твоего сердца, а ты, возле моего. Я и сейчас часто наблюдаю за тобой, за твоими успехами, за тем, как ты растёшь. Не обижайся ни на кого, моя хорошая, и храни мою любовь, пусть она тебя греет тёмными ночами и поддерживает в несчастьях, – и, поцеловав Виринею, быстрым шагом отошла от неё и ушла, а девочка осталась на площади, со счастливой улыбкой, смотря ей вслед. Самое главное, что мама Фи любит её и всегда будет любить. Разбитые колени и локти уже не имели никакого значения.

****

Каждый жрец перед тем, как посвятить себя служению был обязан стать воином и овладеть наукой управления стихией, только после этого он допускался к таинству и постигал науку служения Свету. Последователь отказывался от всего сущего, что могло бы отвлекать его от миссии, и только тогда познавал мудрость и силу оружия, данную идущему этой дорогой.

Потому-то все жрецы были великолепными воинами и магами, владели стихиями и часто уходили вершить правосудие в мир. Жители не редко обращались сюда за помощью, иногда здесь мелькали вельможи, а бывало и чины повыше. Храм увеличивал количество адептов и упрочнял своё влияние в стране.

Здесь же растились и будущие служители культа Света, в число которых занесло и Виринею. Это имя ей тоже дали жрецы, после того, как забрали маленькую девочку, помеченную полумесяцем на предплечье высшими силами, из пещеры духов, а её прежнее, данное родителями, было навсегда забыто.

Детство у этих детей было до двух лет. С двух лет их начинали потихоньку приучать к работе. Кто не слушался, оставался с пустым животом, а бывало и поротым. Никто здесь особо не делал скидок на возраст. Виринея хорошо помнила, как в четыре года, она вместе с другими детьми уже ходили в лес, что окружал храм по периметру, собирать хворост. Набирали вязанки и тащили обратно раскладывать под специальные навесы. Так как обитель была большой, приходилось собирать целый день. У каждого была норма, не сделаешь, ляжешь спать голодным. Некоторые не выдерживали и сбегали. Никто никого не искал и не за кого не переживал, а через несколько дней на скрипучей телеге привозили их обглоданные зверьём останки, а то и вовсе ничего не привозили. Хоронили в общей яме, и никто не плакал. Виринея собирала маленькие букетики и клала им на могилки. Один раз это заметил старший жрец – Игинерей. Высокий широкоплечий мужчина с чёрными, как смоль волосами, тронутыми тонкими паутинками седины на висках оценивающе смотрел на маленькую Виринею, и девочка не опустила глаза, выдерживая взгляд стальных глаз старшего.

– Ты знаешь, – сказал он ей громким, слегка хриплым голосом, – что негоже служителю Света показывать свою слабость?