Со мной никогда не разговаривали со столь равнодушной холодностью, поэтому я, позабыв вопрос, растерянно молчала, упиваясь пронизывающим онемением, охватившим затылок. Крепкая хватка. Ни дернуть головой, ни уж тем более вырваться я не могла. И интуиция подсказывала мне, что этому человеку лучше и вовсе не сопротивляться.
— Осторожнее с ней, капитан! — услышала я голос Феличита. — Имею в виду, не так грубо! Но, если честно, с ней тоже надо держать ухо востро. Очень сообразительная леди.
Везение не стало моим соратником на сегодня. Теперь из-за промедления придется иметь дело не с рядовым солдатом, а с самим капитаном семнадцатого отряда. И, похоже, он не отличался добродушием Феличита.
— Будет трепыхаться — прирежу. — Бесстрастно пообещал мужчина. Озвученные подчиненным характеристики в отношении меня явно не произвели на него впечатление. — Повторяю вопрос, звереныш. Собираешься сдохнуть?
— Ни за что, — хриплым шепотом ответила я.
— Прекрасно.
Меня отпустили, и я от неожиданности повалилась вперед. В последний момент лишь успела выставить ладони, чтобы не разбить лицо о деревянную поверхность, через которую собиралась перелезть.
— Вы ее напугали, капитан! — осуждающе заметил Феличит. Ему никто не ответил, и на секунду мне даже показалось, что никого, кроме нас, на крыше никогда и не было, а Райс беседовал сам с собой. Столь незаметным было присутствие мужчины с ледяным голосом.
Мне не хотелось оборачиваться. Обернусь, и новая беда накинет на меня жаркий высасывающий все силы покров. Капитан семнадцатого отряда прогнал прочь мою Невозмутимость Мертвеца, и я превратилась в дрожащую ни на что негодную глупышку, которой больше всего на свете хотелось лишиться чувств. Но я никогда не падала в обмороки. Не упаду и сейчас.
— Феличит, — голос капитана по-прежнему не блистал каким-либо эмоциональным спектром, — что здесь происходит? Эй, звереныш, кто ты?
Последний вопрос был явно адресован мне.
— Капитан, — Феличит цокнул языком, — по этикету, прежде чем мучить леди расспросами, следует представиться!
Тишина красноречивее слов поведала о нежелании капитана следовать этикету.
— Ну что же с вами делать. — Несмотря на пережитый ужас, юноша все также был полон энтузиазма. — Вы неисправимы, капитан! Представлю вас сам. Милая леди, мы с вами уже порядком сблизились, так что я готов перейти к новому этапу наших серьезных отношений — знакомству с моим капитаном!
Он что, шутит? Моему изумлению не было предела. Здесь, на черепичном подъеме крыши, посреди погони за предполагаемым зверочеловеком он просто берет и…
Я начала поворачиваться. Мне необходимо было видеть лицо Феличита в этот момент. И лицо… того мужчины.
— Капитан семнадцатого отряда восточного района Столичного Воинства, — торжественно провозгласил Феличит, явно передразнивая дворцовых церемониймейстеров. — Ленс Ригель.
Мое сердце сжала ледяная рука. Я не успела повернуться полностью и теперь стояла вполоборота, дыша, как запыхавшийся пес, — тяжело и с присвистом.
Бывший воин Кислотного Воинства Города Смертников, бывший солдат Приграничного Воинства, один из воинов Чертовой Триады и именуемый господином Груже как дьявольское отродье. Тот, кто стоит пары сотен солдат.
Этот город имел сотни улиц, а в его грязном нутре копошилось бессчетное число жителей. Почему тогда в первый же день пребывания в Витриоле я наткнулась именно на него? На Ленса Ригеля?
Я с величайшей опаской глянула в сторону капитана.
Он стоял намного ближе, чем я предполагала. Протяни руку и дотронься до его плеча. И, возможно, лишишься руки.
Ленсу Ригелю было около тридцати, хотя, глядя на его рост — он был чуть выше меня, — и гладкое лицо, можно было ошибиться и принять его за юнца. Кожа без единого изъяна оттенком походила на алебастр и выглядела еще болезненнее в контрасте с угольно-черными прямыми волосами, по длине доходившими до мочек ушей. На широкий лоб падали укороченные локоны рваной челки, от каждого порыва ветра волосы челки разделялись на две части и разлетались к вискам. Прищур черных глаз и кривизну тонких бровей, переходящую в едва заметные морщинки на переносице, могли показаться демонстрацией абсолютного пренебрежения. Я же решила, что это обычное выражение лица капитана Ригеля. Этакое изначальное презрение, направляемое на всех, ибо кем бы вы ни были — властителем или чернью — все равно существует нечто, за что вас следует презирать. Высокие скулы, впалые щеки и прямоугольный подбородок делали его лицо несколько угловатым, как у незавершенной статуи.
Возраст выдавал взгляд. Во взгляде Ригеля не было злобы. Он словно давно преодолел это состояние, оставив его позади как занятие, бессмысленно поглощающее время. Но было нечто иное: отпечаток тяжести познания и жгучее внутреннее непринятие того, что предлагает жизнь.