Хранитель истории династии. Жизнь и время князя Николая Романова

Среди тех, кто первым отреагировал на поведение великого князя, была императрица Александра Фёдоровна. В своих письмах мужу от 2 (15) марта и 3 (16) марта 1917 года она писала: «Кирилл ошалел, я думаю: он ходил к Думе с Экип[ажем] и стоит за них…»-, «…отвратительно себя ведёт, хотя и притворяется, что старается для монарха и родины»[102].

Ещё одно свидетельство тех трагических дней мы можем найти в воспоминаниях Петра Александровича Половцова[103]: «Из числа грустных зрелищ… нужно отметить появление Гвардейского экипажа с красными тряпками, под предводительством Великого князя Кирилла Владимировича… Появление Великого Князя под красным флагом было понято как отказ Императорской Фамилии от борьбы за свои прерогативы и как признание факта революции. Защитники монархии приуныли. А неделю спустя это впечатление было ещё усилено появлением в печати интервью с Великим Князем Кириллом Владимировичем, начинавшееся словами: мой дворник и я, мы одинаково видели, что со старым правительством Россия потеряет всё, и кончавшееся заявлением, что Великий Князь доволен быть свободным гражданином и что над его дворцом развевается красный флаг»[104].

Княгиня Александра Николаевна Голицына [105] на страницах своих мемуаров также писала о поведении великого князя в те трагические для России дни: «…Великий князь Кирилл Владимирович, который в то время командовал Гвардейским Экипажем, нацепил на себя красный бант и во главе своей части отправился в Таврический дворец под “Марсельезу” присягать Временному правительству. Одна моя близкая подруга завтракала в это время у его супруги Виктории Фёдоровны. Его не было при этом, но к концу он пришёл счастливый и довольный. Когда же жена спросила о последних вестях (это было ещё до того, как Государя привезли из Пскова), он ответил, что революция в полном разгаре, всё идёт прекрасно, а им недостаёт только сына. У них родился сын, когда вскоре после этого они, кажется, бежали в Финляндию»[106].

Единственный сын великого князя, Владимир Кириллович, позже пытался обелить образ своего отца, описывая его на страницах воспоминаний как верного защитника монархии и трона: «Мой отец совершил в те дни последнюю попытку контакта с единственным органом, что ещё оставался от фактически легальной власти в государстве: с Государственной Думой. Он привёл туда Гвардейский экипаж, одну из тех редких частей наших войск, ещё не затронутых тогда разложением. Годы спустя, в эмиграции, некоторые недоброжелатели украсили этот исторический факт фантастической подробностью – красным бантом, который будто бы приколол на свой мундир отец, идя в Думу. Всё это чистый вымысел, тем более что сам Гвардейский экипаж оставался тогда верным монархии, а моего отца там очень любили и уважали. Эта попытка, однако, успеха не имела, поскольку было уже слишком поздно»[107].