Хранитель истории династии. Жизнь и время князя Николая Романова

Неоспоримые доказательства были получены, и 13 сентября 1924 года Кирилл Владимирович провозглашает себя императором Всероссийским Кириллом I Владимировичем: «…Российские Законы о Престолонаследии не допускают, чтобы Императорский Престол оставался праздным после установления смерти предшествующего Императора и Его ближайших Наследников. Также по Закону нашему новый Император становится таковым в силу самого Закона о Наследии. Наступивший же вновь небывалый голод и несущиеся с Родины отчаянные мольбы о помощи повелительно требуют возглавления дела спасения России Высшим, Законным, внесословным и внепартийным авторитетом. А посему Я, Старший в Роде Царском, Единственный законный правопреемник Российского Императорского Престола, принимаю принадлежащий Мне непререкаемо Титул Императора Всероссийского. Сына Моего, Князя Владимира Кирилловича провозглашаю Наследником Престола с присвоением Ему Титула Великого Князя Наследника и Цесаревича. Обещаюсь и клянусь свято блюсти Веру Православную и Российские Основные Законы о престолонаследии, обязуюсь нерушимо охранять права всех вероисповеданий»[120]

.

Великий князь Кирилл Владимирович надеялся, что его «державный жест» покажет всему миру, что он готов бороться за восстановление царской власти в России и именно он, «император», может взять нелёгкие бразды правления в свои руки. После публикации «Манифеста» в европейских и американских газетах великий князь решил известить старейшин Дома Романовы, и в первую очередь вдовствующую императрицу.

Кирилл Владимирович пишет циничное письмо, уверяя Государыню в том, что если её сыновья и внук выжили, то конечно, он сложит с себя все «царские регалии»: «Дорогая Тётя Минни! Из побуждения только Моей совести, Я издал прилагаемый Манифест. Если осуществиться чудо, в которое Ты веришь, что возлюбленные Сыновья Твои и Внук остались живы, то Я первый и немедленно объявлю Себя верноподданным Моего Законного Государя и повергну всё Мною содеянное к Его стопам. Ты взошла на Престол во дни самой яркой русской славы, как Сподвижница одного из Великих наших Императоров, и Ты должна Мне дать Своё благословение ныне, когда Я принимаю на себя тяжёлые обязанности Царского служения, прерванного великой русской смутой и при низверженном Престоле и попранной России. При таких тяжёлых условиях Я принимаю только обязанности Сына Твоего, и отныне Моя жизнь будет одним долгим мученичеством. Я припадаю к Твоим стопам с сыновней любовью. Не оставь Меня в труднейшую минуту Моей жизни, в минуту, подобной которой не переживал ни один из наших Предков»[121].