Хранитель истории (СИ)

Мистер Хейл выудил из кармана записную книжку, открыл ее на чистой странице и сунул ему в руки. Дэнни приложил книжку к стене и стал рисовать, воскрешая в памяти лицо убийцы. Рисовал он хорошо. Он считал себя творческим человеком и был уверен, что творческий человек способен овладеть всеми видами искусства. Так он умел лепить скульптуры, рисовать, писать рассказы, играть на скрипке и многое-многое другое. Правда, все это он умел понемногу и делал не бог весть как, но все-таки делал и был собой очень доволен.

Через несколько минут портрет убийцы был готов. Мистер Хейл забрал свою книжку и стал оценивающе разглядывать работу Дэнни. Воспользовавшись тем, что полицейский отвлёкся, Дэнни плавно отошёл от него на несколько шагов и нырнул за угол коридора.

Наверняка мистер Хейл разозлится, когда поймет, что Дэнни так незаметно скрылся. А когда в газете появится статья о сегодняшнем происшествии, то он вообще впадёт в ярость. Но что было делать, в карьере обычно пробиваются не просто талантливые и трудолюбивые, но еще и изворотливые. Это Дэнни давно уяснил.

Глава 2

ПАРИЖ, 1907 ГОД

Эдварду было тридцать, когда его жизнь разрушилась, как карточный домик, и вот уже два года он будто бы живёт в руинах.

Сначала погиб его пятилетний сын, потом с ним развелась жена, а после умерла мама. Все это обрушилось на него и разбило на миллионы мелких кусочков, из которых собрать себя обратно он уже не мог. И не был уверен, что когда-нибудь сможет. А если и сможет, то вряд ли снова станет таким, каким был раньше.

В уголках его глаз появились морщины. Взгляд, который раньше блестел каким-то задорным огоньком, потускнел и стал холодным и суровым. Черты лица заострились, а в чёрных, как уголь, волосах появились серебристые пряди. В общении с людьми Эдвард стал жесток. Если раньше он мог разрядить обстановку смешной шуткой, то сейчас его юмор был пропитан не щадящим никого сарказмом. Впрочем, и шутил он уже не так часто.

Теперь для него не существовало ничего, кроме работы. Он, конечно, и раньше погружался в неё с головой, но сейчас будто бы хотел потеряться и раствориться в ней окончательно. Эдвард мог часами сидеть с планшетом на коленях и чертить всякие схемы, таблицы или временные линии. Так он группировал информацию об ужасном преступнике, которого мечтал поймать, наверное, всю свою жизнь, и обо всех, кто был с ним связан.

— Тебе стоит отдохнуть, — неловко говорила его двоюродная племянница Жаклин, когда заставала Эдварда за работой. — К тому же, это не твоя работа, а моя. Я же твой помощник.

— Можно подумать, ты способна сделать что-то толково, — холодно бросал он, даже не поворачивая к ней головы.

Жаклин не обижалась. Она понимала Эдварда и старалась ему помочь, ведь они были не чужими людьми. У них была такая небольшая разница в возрасте, что они воспринимали друг друга не как дядя и племянница, а как брат и сестра. Да и внешне они были очень похожи — черноволосые, темноглазые, с острыми чертами лица и одинаковыми носами с небольшой горбинкой.

Они вместе работали в новом секретном отделении полиции, которое занималось охраной истории и ловило вневременных преступников. Это отделение основал дед Жаклин, и там работали только избранные люди — в основном, путешественники во времени и те, кому они могли доверять.

Эдвард мог путешествовать во времени. Эту способность они с братом, Леоном, унаследовали от матери, которая являлась лишь носителем гена. Леон, правда, не горел желанием защищать историю и решил посвятить свою жизнь обыкновенной работе. Точнее, он хотел продолжить бизнес отца, поэтому остался в Нью-Йорке вместе с ним. Эдвард жил в Париже вместе с кузиной Анаис и ее дочерью Жаклин.

Жаклин не могла путешествовать во времени, но зато обладала другой очень полезной способностью — она могла видеть изменения истории. Чуть что в прошлом начнёт меняться из-за вмешательства других путешественников во времени, как голову Жаклин пронзает вспышка, и она видит, что поменялось и в каком году. Отчасти благодаря ее невероятному дару и удавалось фиксировать изменения истории и возвращать все на свои места.

Сколько Эдвард себя помнил, он всегда жил на две страны. Из-за работы отца они переезжали то в США, то во Францию. Первый язык, на котором Эд научился говорить, был английский, поэтому у него остался легкий американский акцент, который французы слышали очень хорошо. Эдвард изучал мировую историю в Гарварде и был настоящим гением в этой области. Впрочем, ему было проще, чем другим студентам, потому что исторические события он мог видеть воочию. Например, однажды ему нужно было написать доклад о Томасе де Торквемаде, и Эд отправился в средневековую Испанию, чтобы посмотреть на великого инквизитора в действии.