Хранитель ключа

Хозяин кабинета сжался, как и всякий человек, пойманный за чем-то непристойным. До сего дня он жил по принципу — ни дня без доноса. Ему хотелось бы стать известным писателем, но пока лучше всего у него получались доносы. Весь мир иногда казался ему заговором. Создавалось впечатление, что в заговорщики в мире не приняли только одного человека — его самого.

— Кто вы такие? Какое ваше дело, до того, что я пишу? — завизжал доносчик. — Я работаю на благо общества, дабы оно…

— Молитва истинно верующего пробьет небеса. — сказал Мор. — Жалоба истинного клеветника будет взвешена. Ваше увлечение принято во внимание, оценено уже давно. Еще как-то мы могли смириться с вашими работами во времена суда почти справедливого, хотя это и портило жизнь людям относительно честным и практически невинным. Но грядут смутные времена, когда суд и расправа будут недолгими. И ваши доносы будут в этой чаше лишние.

— Я буду жаловаться! Я подам на вас в суд…

Мор покачал головой.

— Уже жаловаться ты не будешь. Ибо время суда — пришло… Все взвешено, отмеряно и сейчас будет отрезано…

— Да кто вы такие, черт вас дери? — не сдавался хозяин.

— Не поминай чертей — они скоро будут тут. Мы, можно сказать, последняя ступень цензуры.

Внезапно доносчик все понял. И голоса визитеров, и их странные одежды, и оружие в ножнах. Пока еще в ножнах.

Впрочем, нет, не убьют же они его прямо тут? Здесь и размахнуться саблей негде. А начнут выводить во двор, он и сбежит. Ну не может он умереть сегодня никак — столько планов на вечер. Может через годик или пять…

Но Хлад ударил кинжалом, вдруг выпрыгнувшим из рукава. Кровь легла рядом с чернилами.

— "Из того что написано, я больше всего люблю написанное кровью". - процитировал задумчиво Мор.

— Вычеркивай! — распорядился Глад.

-//-

Первым проснулся Евгений. Чувствовал: слишком рано, долго не подымался, чтоб не разбудить остальных. Пытался снова заснуть, но бессонница оказалась сильнее. И вроде бы хотелось спать, и не получалось… Аристархов достал из-под головы книжку без обложки, читал ее. Перевернув последнюю страницу, печально вздохнул, спрятал книгу назад.

Поднялся, прошел по полу босиком.

В доме было душно, жарко. Может, стоило бы открыть дверь, немного проветрить, но это значило бы выпустить тепло. На цыпочках подкрался к печке. Дрова прогорели, но от золы шел жар. Аристархов бросил туда веток, несколько поленьев. Прошло немного времени, и огонь воскрес из пепла. Затрещали дрова.

Евгений прошел по дому, открыл форточку.

От скатанной шинели поднял голову Клим:

— А который час…

— Еще рано, спи… У нас полно времени…

За окном светило солнце. Снег не то едва шел, не то ветер сдувал его с крыш, с ветвей деревьев.

Несмотря на слова Аристархова, Клим поднялся. Завозился с одеждой, да разбудил всех.

Компания просыпалась, садились завтракать. Ели ту самую сухомятку, сто припасли в дорогу.

За трапезой почти не разговаривали.

Лишь раз заговорил Евгений:

— А я наконец то дочитал "Собор Парижской Богоматери".

— Надо же! — деланно заинтересовался Клим. — Ну и как? Чем закончилось? Кто победил?

— Все закончилось хорошо. Все умерли. Стало быть, смерть и победила.