Хранитель ключей

«Думаешь, мы одни во Вселенной? Что за тупая уверенность. Если есть человек, почему нет кривозябра? Разомкни свой тупой мозг, Анастасия, и взгляни на небо. Мы ничтожны. Бессильны. Глупы. Мы не одни. И если за нами придут, наши бомбы не спасут. Бомбы уничтожат нас, но не их. Так что не обольщайся. Терпи этот крест и неси с достоинством», сказала она в самом начале, когда стояла на набережной, сжимая ключ, принимая важное решение в своей жизни. Сказала себе и заставляла повторять это, пока не отвалился язык. Тогда, в одно из этих повторений, она определилась с жизненной целью и больше не сходила с неё. Как пуля, летящая прямиком в цель, если стрелок удержит оружие и правильно направит.

Шёл снова снег. Она утопала в нём, тело лихорадило. Она тянулась к снежинкам, но всё тело, каждая её клеточка, была так тяжела. Ей хотелось умереть.

– Анастасия, – позвали её из границы сознания знакомый мужской голос.

– Ты?

– Ты вновь работала всю ночь? Тебе не жалко в свой день рождения? Ты теперь уже девушка-девушка, – голос был относительно тихим, немного бодрым, как всегда виноватым. Анастасия разлепила веки и поднялась с дивана. Вновь была за работой. Макеты и дизайн сайтов были раскиданы по всему столу. За окном шёл снег.

Она потянулась за кружкой, где были остатки кофе. Хотела взять, но кружку отставили в сторону.

– Только без возмущений, – прочёл взгляд девушки человек и поставил пакет с контейнером. – Лера приготовила.

Та взглянула на него с подозрением.

– Не отравила. Даже не пересоленный, и без сахара, – мужчина отложил все документы на край стола. – Если так работаешь, хоть найми сотрудника.

– Мне итак нормально.

– Могу домработницу.

– Не нужно.

– Ешь и поехали.

Девушка послушно достала из пакета контейнер, достала оттуда даже ложку, открыла и стала есть ещё тёплый-тёплый куриный суп с вермишелью. Ароматы стали разноситься по залу, пропитывали его домашним запахом, которого не хватало в светлом офисе, похожей на квартиру. Мужчина обходил комнаты, заглядывал в основном на кухню и обещал после запланированной поездки отправиться за продуктами.

– Она сподобилась приготовить суп…

– На радостях…

– Ты хотя бы честен, – усмехнулась и допила жидкость. – Десять минут, – и ушла в спальню.

Отец забрал грязные кружки и контейнер со столика и уже хотел вернуться на кухню, как кинул взгляд на доску.

– Жаль, общаться не заставить. Надеюсь, в этом году у тебя появятся друзья и ты перестанешь думать о работе.

Шёл снег, а они ехали за город. На городское кладбище.

Когда они подъезжали, Анастасия попросила остановиться у киосков цветов и накупила живых, искусственных, самых красивых и дорогих. Она выбирала любимые цветы матери, бабушки и дедушки. Молча, пока с особой горестью на неё смотрели грустные глаза.

«Мне не нужен этот праздник, однако мама придавала ему большое значение», – сказала как-то Анастасия и продолжила: «Я давно имею права совершеннолетнего, так что восемнадцатилетние и следующие года бессмысленны. Однако в этот день меня родила мать, одна. И её никто не навестил после родов. И никто не встретил, и никто не сфотографировал. Её родители были на Западе… у родственников несколько месяц. Мать села на такси и доехала до крохотной квартиры. Подставила под себя табуретку, горько зарыдала. Так говорила бабушка».

– А что ещё?

– А так важно? Ты можешь вернуть прошлое? – снова повторила вопрос, заданный несколько лет назад. – Лучше спроси, почему она рыдала.

– Почему?

– Она не могла дать собственному ребёнку отчество. С того дня в графе у меня пусто, – в тот день они впервые приехали на кладбище, на могилу красивой, молодой женщины, ушедшей в самые прекрасные годы из жизни. Мужчина посмотрел на лицо матери его старшего ребёнка; до конца дня из памяти на выходили слова Анастасии. Он видел перед собой молодую девушку, талантливого свидетеля, сокрушающегося от одиночества и не знающего, что делать, взявшего в кулаки всю силу и решившего взять ответственность за жизнь, которым дали оба.

И вот, они несколько раз в год приезжали на кладбище, накрывали стол у мёртвых, расчищали могилки, меняли цветы. Собирали мусор в мешки, прощались и уходились, не оборачиваясь.

Никогда Алина не плакала о родительнице. Никогда к ней не прикасалась, холодно принимая реальность.

– Живые должны жить, – сказала, выходя за Павлом, с участка, защёлкивая ограду. – Прощайте.

– Куда теперь?

– А есть смысл?

– Нужно хотя бы вкусно поесть.

***

– Павел, что с тобой? – Лера отложила полотенце и подбежала к мужу, перебирающего какие-то вещи в железной красивой коробки из-под коллекции чаёв. – Павел… – она была взволнованна, тронута и уязвлена. К ним вышли дети, услышав голос матери.

– Пап, почему ты плачешь? – подбежали они и заглянули в коробку. Женщина потянулась, чтобы закрыть её от детей.

– Настя больше не придёт? – спросил Андрей. – Её давно у нас не было. С прошлой весны, наверное.

– Уже конец декабря… Папа! – потянула за рукав Маша. И мужчина заскулил от боли.

– Пошли отсюда! Не видите? – рыкнула Лера на них.

– Хватит! Прошу, – остановил мужчина, схватив женскую ладонь.