В Хозяйку Ливня устремлялся поток дикой, первозданной мощи. Крики умирающих, последние мольбы и богохульства, брань, стоны, визг – всё сливалось воедино.
Наслаждение. Высшее довольство. Теплота. Сытость. Пожирать – что может быть естественнее?
Откуда этот назойливый шум? Чей это голос? Чужие руки… откуда?
Трогвар и эльфийка с флейтой выбежали следом за Хранительницей.
– Сильвия, это не твоя судьба! Мы сможем тебе помочь, только если ты сама себе поможешь! – с отчаянием выкрикивала Наллика.
– Не так, – вдруг бросил Крылатый Пёс, в свою очередь хватая Сильвию за плечи. – Играй! – бросил он эльфийке.
Та поспешно кивнула, припадая губами к деревянной флейте.
Над парящим морем поплыла нежная, неземная мелодия, некогда звучавшая в лесах у Дренданна.
– Я был там, где ты сейчас, – тяжело произнёс тот, кого Наллика называла Трогваром. – Я прошёл этими дорогами. Я прыгнул в пламя, когда мне предложили сделаться не тем, кем я был. Я всё равно изменился, обрёл крылья и стал «демоном», воином свиты великого Ракота Заступника. Тьма укрывала меня, а пламя служило пищей. Я водил в бой тёмные легионы. Одерживал победы, сжигал вражьи воинства и обращал во прах твердыни. Ужас бегущих передо мной радовал, их смерти – заставляли ликовать. Едва завидев меня, целые армии бросали оружие и обращались в бегство. Но мы всё равно проиграли.
Речитатив Трогвара сливался с мелодией флейты. Тучи над Храмом Океанов медленно таяли, и страшные руки Хозяйки Ливней больше не тряслись. Она неотрывно смотрела прямо в глаза крылатому воину.
– Мы пожирали чужую смерть. Мы наслаждались ею. Война стала нашей сутью, нашей кровью и плотью. Чужие души воспаряли, изгнанные из тел нашим оружием. Чужая боль окутывала нас, словно фимиам. Мы купались в ней, мы не мыслили своего бытия без неё.
Пока нас не разбили окончательно, пленив нашего предводителя.
Я думал, что не смогу без
Мелодия сплеталась с шорохом волн. Тучи медленно отступали, кольцо становилось всё шире – хотя Смертный Ливень продолжал извергаться в море, и над поверхностью поднимались клубы раскалённого пара. Но здесь, подле Храма Океанов, вновь наступали тишина и покой. Из волн высунулась любопытная мордочка морского кузнечика, чёрные блестящие глаза уставились на удивительную четвёрку, усы шевельнулись, словно у кота.
Воздетые руки Хозяйки Ливней медленно опустились, плечи ссутулились. Шаркая и загребая ногами, она, словно слепая, побрела к стене Храма, привалилась к чистому мрамору – и он уже не почернел от её прикосновения.
А потом Сильвия Нагваль заплакала. Ей казалось, что из её глаз катятся самые настоящие слёзы; Наллика, Трогвар и флейтистка же видели их, как они есть – мутно-жёлтые капли дурно пахнущей слизи. Слёзы срывались, капали на белый камень, он шипел и дымился, но вот неожиданно накатила волна посильнее, прозрачный язык лизнул стену, и от пятен на мраморе не осталось даже следа.
– Всё будет хорошо, – прошептала Наллика, помогая Хозяйке Ливней подняться и уводя её внутрь храма. – Всё будет хорошо.
– Надо признать, мессир, что мы опоздали.
– И, прошу заметить, любезный друг, отнюдь не по моей вине.
– Никто не винит вас, мессир. Я лишь скорблю о ненужных жертвах, о разрушенных жилищах, о погибших кораблях… Это ведь чей-то хлеб.
– Избавьте меня от ваших сентиментальностей, Динтра. Простите, я раздражён и резок, но давайте покончим скорее с этим.