Он успел только до половины открыть дверь в спальню, как ее прижала внушительная нога. В проеме воздвиглась грозная фигура матери Беатрисы.
— Милорд, что вы себе позволяете? Мужчинам запрещено входить туда, где происходят роды. Таков закон...
— В моем замке я устанавливаю законы! — прорычал Рейн, но потом вдруг остыл и шумно перевел дыхание.
Он прекрасно знал, что мужчина не имеет права доступа туда, где рожает его жена, и до сих пор от души одобрял этот запрет. Однако до сих пор это его не касалось. Он вдруг осознал, что готов на все, чтобы увидеть жену.
— Я только посмотрю на нее и сразу уйду. — Сказав это, он воспользовался одной из тех нечастых улыбок, которые служили ему орудием покорения женских сердец как в Иерусалиме, так и в Париже.
Мать Беатриса испепелила его взглядом, и ее крючковатый нос возмущенно зашевелился. Однако она тоже не осталась равнодушной к улыбке Рейна, как любая женщина из плоти и крови.
— Ладно уж, — буркнула она голосом кислым, как уксус, — я разрешу вам пройти к ней, но только на минуту, не больше.
Повитуха отступила в сторону, давая Рейну возможность войти. В спальне горело великое множество факелов, в ему показалось, что он шагнул в самое жерло кузнечного горна. Помещение было полностью готово для родов: на полу лежала свежая подстилка, на каждой плоской поверхности дымился ароматным дымком горшок с тлеющими сушеными травами.
Арианна появилась из-за ширмы, сплетенной из ивовых прутьев. Эдит вела ее, поддерживая под руку. Тонкая сорочка насквозь мокрая от пота, облепила тело Арианны, волосы свисали перепутанной массой, влажными прядями рассыпались по груди и плечам. В свете факелов лицо ее казалось восковым, мертвенно-белым, как старая свеча, синяки под глазами смотрелись глубокими провалами. Но Рейн лишь мельком отметил все это, он не мог оторвать взгляд от тяжелого, словно вздутого живота. Его ребенок был внутри этого необъятного, чудовищного чрева.
Горло его конвульсивно сжалось, и слезы, которые он считал иссякнувшими многие годы назад, обожгли глаза.
— Неужели ты не могла подождать денек-другой, моя маленькая женушка? Подождать, пока я вернусь?
Только тогда Арианна заметила его. Глаза ее расширились. Радость заставила бледное лицо засветиться — да-да, радость, он был уверен в этом, он не перепутал бы радость ни с чем другим. Она сделала навстречу ему неуверенный шаг. Рейн в мгновение ока пересек спальню и заключил Арианну в объятия.
Она была хрупкой, пугающе хрупкой, несмотря на массивность, естественную для последних дней беременности. Он убрал со лба влажные пряди волос и поцеловал жену в губы. Сухие и потрескавшиеся, они улыбались ему.
— Я думала, что никогда больше не увижу тебя, — прошептала Арианна, погладив его по щеке, а потом прижавшись к ней лицом, — что ты не вернешься посмотреть на своего сына.
Рейн попытался обнять ее крепче, но в этот момент тело ее дернулось, долгий спазм прошел по нему. Арианна стиснула зубы, но не сумела удержаться от стона. Схватка была яростной и беспощадной, и Рейн ощутил ее своим собственным животом.
Он почувствовал, что страх покрыл его лицо испариной, и осторожно отстранил жену.
— Я должен уйти, Арианна.
— Нет, нормандец, ты останешься со мной! — крикнула она, цепляясь за него и вперяя в его глаза горящий взгляд. — Все это — твоя вина, и потому будет справедливо, если ты тоже пройдешь через это!
— Но я не могу, Арианна, — запротестовал он, отступая. — Так не делается... это неправильно.
— Да? С каких это пор Черного Дракона можно остановить словами «так не делается»? Или ты научился отказываться от желаемого? — спросила Арианна насмешливо, но он увидел страх в ее глазах и различил дрожь в ее голосе. — Прошу тебя, Рейн, останься...
— Милорд! — воскликнула повитуха, вклиниваясь между ними.
— Я остаюсь! — отрезал Рейн.
— Да, но...
— Я остаюсь!
Повитуха поджала губы так, что они вовсе исчезли, потом пожала упитанными плечами, как бы говоря: «Что ж, пусть это остается на вашей совести», — и величественно отвернулась.
Подошла Эдит, улыбаясь Рейну застенчивой, слегка боязливой улыбкой, и сунула Арианне в руку непрозрачный зеленый камень.
— Это яшма, миледи, камень-талисман, на счастье. — Она повернулась к Рейну и объяснила. — Скоро ребенок должен появиться на свет, потому что воды у миледи отошли больше часа назад. Мать Беатриса дала ей немного подслащенного уксуса с толченой слоновой костью и орлиным пометом.
— Орлиным чем? — переспросил Рейн, округляя глаза. — Господи Иисусе!
Он встретил взгляд зеленых глаз, так и искрившихся от смеха, но очередная схватка почти тотчас заставила их потемнеть от боли. Тело Арианны раскачивалось и содрогалось, и было видно, что она совершенно не имеет над ним контроля. Нечто очень странное случилось в этот момент с Рейном: