Хранитель мира

— Ну как? — Артур улыбнулся, приблизительно представляя, что чувствует сейчас, его друг. Вересковый мед — непростой напиток, недаром его цена столь высока. Вот только людям, даже самым богатым, попробовать его доводится нечасто. Очень нечасто…

— Мм… Божественно! — выдохнул тот, подставляя опустевший стакан за новой порцией. Редкие морщины разглаживались прямо на глазах, ранняя седина на висках исчезла…

Слегка прищурившись, Артур взглянул на него особым взглядом. Да… Пожалуй, еще один-два стакана, и от начинающегося скоротечного рака легких, о котором Серж пока даже и не подозревает, но который к концу года мог бы свести его в могилу, не останется и следа. Так что… Вздохнув, бард налил ему очередную порцию напитка, не обделив и себя, и довольно откинулся в кресле.

— М-да… — Мягко покачиваясь на своей табуретке, Сергей разглядывал стакан на просвет.

— Ну что еще? — Заметив его нерешительность, Артур счел нужным немного поторопить друга. А то он так весь вечер стакан в руках крутить будет, а медом не любоваться, его пить надо! И побыстрее, чтоб не выдохся.

— Да так… Ничего. — Сергей сделал небольшой глоток. — Просто немного непривычно вот так, в задрипанной, провонявшей клопами гостинице, в какой-то разнесчастной Шале, которая и не поймешь, то ли город, а то ли разъевшаяся деревня, словно какой-то паленый самогон хлебать напиток ценой по сорок тысяч баксов за десять грамм. А мы — стаканами… Ты уверен, что его нельзя продать?

Артур печально вздохнул. Иногда эта людская манера все и вся мерить на деньги ужасно его раздражала. Но это нормально… Это естественно. Недаром же любого из бардов среди людей всегда сопровождает агент. Ради возможности бывать в Феерии они слишком далеко отошли от своих сородичей — настолько далеко, что для нормального взаимодействия уже требовался посредник.

Еще раз вздохнув, Арт перевел взгляд на сидящего перед ним мужчину. «Ну что за идиот, — недовольно подумал парень, слегка касаясь стоящей рядом с его креслом гитары. — Точнее, даже не идиот. Любому глупцу было бы понятно, что мед следует пить, а не тратить свое и мое время, рассуждая на тему его гипотетической стоимости. Но все же… Это, пожалуй, единственный человек, которого я пусть с некоторой натяжкой, но могу назвать своим другом, а потому…»

— Уверен. Пей давай. И не вздумай пытаться «немножко сохранить на будущее», как ты это любишь, — предупредил он. Вообще-то этого не требовалось. Некоторые элементарные правила обращения с фейри и изготовленными ими предметами посредник знал, не мог не знать — должность у него такая, — но на всякий случай стоило подстраховаться.

— Эх… — Серж отчаянно махнул рукой и сделал небольшой глоток. — Спорткар последней модели, — прокомментировал он. Глоток побольше. — Квартира в центре Москвы. — Решительно допив остаток, он отчаянно выдохнул: — Особняк на Канарах! — и подставил стакан под новую порцию. — Слушай, вот как ты так? — Как всегда, подвыпившего Сержа потянуло на разговоры «за жизнь».

Впрочем, Артур был не против. Поход, из которого он только что вернулся, потребовал от него предельного напряжения, и сейчас он был рад возможности расслабиться за легкой болтовней.

— Вот ты… я ладно, у меня-то никакого дара нет… Но ты? Ходишь в каких-то отрепьях — когда ты свой камуфляж последний раз менял, а? Года два ему уже или три? Даешь концерты по малейшей просьбе, за копейки или вовсе бесплатно, как в той больнице…

— Стоп! — прервал его собеседник. — Можешь не продолжать. Смысла все равно нет. Я эти твои излияния и так знаю. Ответ все тот же.

— Почему?!! — в неподдельном отчаянии взвыл Сергей. — Я еще как-то могу понять эти твои бардовские заморочки насчет песен для бедных и тому подобной ерунды… Но что тебе мешает просто согласиться на предложение какой-нибудь из фирм звукозаписи о выпуске твоих альбомов? От этого ведь никто не пострадает! Только добро, как ты и требуешь. Тебе и мне — гонорар, фирме — заработки, твоим поклонникам — возможность слушать тебя в нормальной записи, а не пиратское аудио, втихаря записанное на концерте… Сплошные плюсы!

— Серж… — тихо прервал его излияния Артур, прикрыв глаза и мысленно приказывая себе успокоиться. На всякий случай он даже осторожно отвел левую руку, касавшуюся прислоненной к креслу потрепанной гитары, чтобы возникшие в его голове звуки «Черного марша» не вырвались в реальный мир.

Усталость и раздражение непонятливостью своего лучшего, да что там лучшего — единственного друга играли с ним дурную шутку. Легкой беседы не получалось, а потому ее следовало прервать, прежде чем гуляющая в нем злость и усталость могли бы вырваться наружу.