Хранитель. Начало

Я ничего не смог сказать и только кивнул: перехватило дыхание, и пропал дар речи. Отец не проронил ни слова. Арвид же, продолжая улыбаться, обратился к нему:

– Николас, ты, как партизан. Ничего не рассказывал сыну? …

Отец только хмыкнул.

– Хорошо. Придется самому… Алекс, ты бывал раньше в Таллинне?

– Нет. И в Эстонии тоже.

– Тогда за мною обзорная экскурсия по городу.

Лихо управляя вазовской «копейкой», он, показывал достопримечательности старого города и без устали рассказывал о Таллинне, Тарту, острове Даго (Хийумаа). Оказалось, что его повествование предназначалось только для меня, так как отец приезжал раньше в Таллинн, где они и встречались.

Глава 4

Наконец мы подъехали к небольшому старинному особняку в готическом стиле на окраине города. Звякнул дверной колокольчик. Дубовая дверь отворилась, и нас встретил пожилой седовласый, как и Арвид, широкоплечий мужчина, высокого роста, в темно-синей ливрее с вышивкой серебром по краям воротника и обшлагах на рукавах.

– Томас, – тихо сказал Арвид, – помоги Алексу расположиться наверху.

– Николас, а ты, как всегда, внизу, в своей комнате?

– Да, – ответил отец. – Мне в ней легко думается.

По широкой лестнице Томас проводил меня на второй этаж в конец коридора.

Шум наших шагов заглушал толстый ковер с геометрическими рисунками, сочетающийся со светло-зелеными обоями на стенах, где висели картины с батальными сценами: штурмы старинных городов и замков, рыцарские поединки, – и ни одной с пейзажной живописью, бытовыми либо романтическими сценами.

Комната была угловой довольно большой. В высокие узкие стрельчатые окна проникали солнечные лучи, отражаясь в полированной крышке небольшого бюро из красного дерева, стоявшего слева от окна, рядом с ним неглубокое кресло; середину комнаты занимала широкая 2-х спальная кровать, а справа от двери, в небольшой нише, за перегородкой, на которой висело большое во весь рост зеркало, находился санузел. Обои комнаты ласкали глаз мягкими пастельными тонами без рисунка. Воздух был свежим. Я почувствовал усталость и плюхнулся в кровать. Уснул быстро, спал без сновидений.

Проснулся от стука в дверь. Открыл глаза, взглянул в окно. Уже

смеркалось.

– Войдите, не заперто.

Дверь отворил Томас.

– Вас ждут в гостиной, – сказал он и удалился.

Я оделся и вышел. Спустившись на первый этаж, вошел в уютную гостиную, на стенах которой висели картины на морскую тематику. Отец с Арвидом сидели в глубоких старинных креслах, тихо разговаривали между собой, попивая ароматный зерновой кофе, тонкий запах которого заполнял все помещение. А я, в этот момент, вспомнил ленинградский магазин «Березка», недалеко от нашего дома, в котором мы с мамой, давясь в очереди, на заработанные мною «чеки» Внешторгбанка, покупали кофейные зерна, расфасованные в небольшие коробки по 200 граммов. Стоил зерновой кофе дорого и был в Совдепии предметом престижа.

Глава 5

Арвид жестом пригласил меня присесть в пустующее кресло справа от него, и достал со стоящей слева от его кресла этажерки толстенный фотоальбом, отделанный коричневой кожей, в деревянном переплете. Каждая фотография была датирована, а на них – мужчины и женщины, старые и молодые, в нарядах конца 19 начала 20 веков. Меня привлекла одна из последних фотографий: под развернутым штандартом с геральдическим гербом стояла группа мужчин из семи человек в военной форме дореволюционного образца. В правом нижнем углу был указан год, 19… Последние две цифры отсутствовали из-за оторванного уголка.

Арвид, видя мое любопытство, пояснил:

– Это последняя фотография всех баронов Унгерн фон Штернберг, проживавших в Российской империи в начале 20 века до 1917 года. Это кузены и дяди твоего отца. После октября 1917 года четверо из них смогли уехать на чужбину и там сгинули, двое погибли от рук большевиков, а последний, первый с правого края на фото, жив – это я.

Странно, но Арвид на фотографии выглядел также как сейчас: высокий, широкоплечий седовласый. Я открыл рот, чтобы высказать свое изумление, но Арвид поднял вверх указательный палец, призывая к молчанию, налил нам еще кофе из серебряного кофейника и продолжил.

– Алекс, хочу представить тебе этого человека, сказал он, указывая рукой на отца: его родовое имя – барон Николас-Густав-Максимилиан Унгерн фон Штернберг. Он племянник барона Роберта-Николая-Максимилиана (Романа Федоровича) Унгерн фон Штернберг. Я непроизвольно вздрогнул. Мне хотелось кричать от ужаса, ведь имя дяди моего отца, в советское время звучало не иначе как Кровавый барон, оно было красной тряпкой, синонимом кровожадного чудовища. А тут родня…

Арвид заметил мое замешательство, и продолжил.

– Алекс, жизнь сложная штука… иногда не поймешь, где черное, а где белое…Часто человек, открыто защищающий свои идеалы, кажется окружающим сумасшедшим; его ненавидят, игнорируют, прессингуют, выдумывают небылицы, обкладывают ложью, предают, даже близкие его сторонятся … короче, он становится изгоем. Полагаю, что при таких обстоятельствах, только человек, обладающий стальной волей и безмерной верой в свое дело, может выжить…