У Уиллы с Рейчел день выдался таким суматошным, что обедать пришлось на бегу: пончик в кофейной глазури, схваченный прямо с витрины, да бумажный стаканчик глясе – вот и весь обед. Сейчас казалось совершенно невероятным, что после Дня благодарения на Нэшнл-стрит наступит мертвое затишье. Зимой они могли целую неделю просидеть в магазине, так и не дождавшись ни одного покупателя. В феврале, самом морозном месяце из всех, ненадолго становилось оживленнее: многие отправлялись в Катаракт, чтобы полюбоваться на великолепные завесы изо льда и снега, в которые мороз превращал водопады. Но в целом пора с декабря по апрель была самой тяжкой для тех, кто кормился за счет туристов. Они еле сводили концы с концами, согреваясь мечтами о солнышке, лазурном небе и зелени, удивительно сочной и яркой, словно ее только что нарисовали: кажется, дотронься до любого листочка – и непременно измажешься зеленой краской.
Именно в эти беспросветные месяцы многие отчаивались: закрывали магазины и уезжали. Уилла не раз такое наблюдала. Рейчел продержалась здесь больше года, но Уилла понимала, как губительны холода для этой неугомонной стрекозы, и приходила в ужас при мысли о надвигающейся зиме, которая могла отнять у нее Рейчел. И что она тогда будет делать? Ведь только благодаря Рейчел и ее кофейно-шоколадным шедеврам самой Уилле удается хоть как-то мириться со своей жизнью, особенно теперь, когда «Хозяйку Голубого хребта» полностью восстановили, отняв у нее причину каждый день ездить домой через Джексон-Хилл.
– Уилла, глянь-ка, – сказала Рейчел.
Было около четырех, и они наслаждались долгожданной передышкой. Рейчел, которая раскладывала сласти на витрине, отвлеклась от своего занятия и уставилась в окно.
– Прямо по курсу высокий богатый брюнет.
Это был Колин Осгуд, и он направлялся к двери их магазина.
– Черт. Скажи, что меня нет. – Уилла бросилась в кладовку, которая находилась в глубине кофейни.
– Да что это с тобой?
Едва захлопнув за собой дверь, Уилла услышала приветственный звон колокольчика.
А действительно, что это с ней? Вопрос хороший, но вот как на него ответить, особенно Рейчел? Уилла тоже тяжело переживала зиму, пожалуй, даже тяжелее, чем остальные, потому что знала наверняка: она не может все бросить и уехать. В отличие от Рейчел и прочих. У нее здесь бабушка. Дом, который приобрел отец. Здесь ее корни. Иногда она стояла за прилавком, подперев рукой подбородок, и задумчиво смотрела на хлопья снега за окном, тоскуя по какой-то другой жизни. В животе что-то ухало и замирало, и она вспоминала, что точно такое же чувство испытывала в школе, когда, пообещав себе больше не творить глупостей, ходила несколько недель как неприкаянная. А внутри ухало все сильнее и сильнее, и вот – в два часа ночи она сбрасывает из окна школьного танцзала канат из связанных гимнастических трико, чтобы утром все подумали, будто затанцевавшихся допоздна девчонок случайно заперли в зале и бедняжки, соорудив спасательное средство из собственных костюмов, были вынуждены бежать домой голышом.
Вот почему Колин Осгуд ее пугал. Уилле прежде никогда не говорили, что она стала чьим-то вдохновением, никто так открыто ею не восхищался. Те, кому довелось пройти через адские муки старшей школы, хотят лишь одного – поскорее избавиться от заработанной за эти годы репутации, и Уилла Джексон не была исключением. И тем не менее уже в который раз она ловила себя на мысли: а что, если прежняя Уилла была более настоящей?
Она услышала разговор: низкий голос Колина, следом смех Рейчел.
Внезапно круглая дверная ручка повернулась. Уилла, упиравшаяся в дверь спиной, попыталась сдержать натиск, но физическая сила и внезапность соперника не оставили ей ни малейшего шанса, и она отступила в сторону.
Дверь распахнулась. Колин успел вытянуть руку и подхватить Уиллу, чтобы она не врезалась в стену, а потом принялся ее с любопытством разглядывать. За долгий день ее и без того пышная шевелюра, казалось, вдвое увеличилась в объеме, поэтому, пытаясь усмирить непослушные волосы, девушка повязала на голову бандану. Ее наряд составляли джинсы, сникеры на платформе и футболка с надписью «Будь ближе к природе! „О Натюрель: спорттова-ры и кафетерий“. Уоллс-оф-Уотер, Северная Каролина». Разумеется, на футболке красовалось пятно от кофе.
– Ты зачем держала дверь? – поинтересовался Колин.
– Я же сказала: не надейся, что сможешь со мной видеться.
– Потому что ты будешь каждый раз прятаться в кладовке? Что за детский сад?
– Согласна: вышло так себе, – признала Уилла.
Колин был в брюках защитного цвета и лоферах. Очки-авиаторы он повесил на грудь, зацепив их дужкой за ворот голубой рубашки. Он выглядел предельно собранным и спокойным. Умеют все-таки Осгуды напустить на себя такой вид, что в их присутствии всегда чувствуешь себя немного растерянно. Видимо, это у них семейное.
– Послушай, Колин, чего ты добиваешься?
– Хочу, чтобы ты съездила со мной к «Хозяйке Голубого хребта», – последовал ответ. – Я тебе кое-что покажу.
Что ж, звучит заманчиво, но, вероятно, на это он и рассчитывал.