Читаем Хранитель планеты полностью

А жена с дочкой уже котлеты несут с макаронами, чай, бутерброды с сыром... Мы с Катькой как накинемся! Давно нормальной еды не видали. В Японии все крабы да кальмары.

- В общем, все в .порядке, - говорю я, а сам жую. - Японцы отнеслись к нам неплохо, хотя и пытались купить с потрохами...

- Вот-вот! Этого я и боялся! - воскликнул Дмитрий Евгеньевич.

- Но мы не поддались и удрали! - сказал я.

- Они со мной тоже долго беседовали, чтобы я на Бепса повлияла, вдруг призналась Тимошина.

- Что же ты им отвечала? - заинтересовался историк.

- Я сказала, что лучше у себя дома в бетонной трубе сидеть, чем у них в Японии - в видеобаре!

- Это ты правильно, Катюша... Хотя и дома лучше было бы - не в трубе сидеть. Надоели эти трубы... - проворчал Дмитрий Евгеньевич. - Давайте-ка рассказывайте подробно. С самого начала.

И я ему рассказал с самого начала: и про "сад камней", и про отель, и про пресс-конференцию...

Смотрю, у нашего Дмитрия Евгеньевича глаза опять стали влажными. За платком в карман полез.

- Я читал твои слова в "Морнинг стар", - говорит. - Это газета английских коммунистов, я ее регулярно читаю. Порадовался за тебя. Действительно, дело это новое - планету хранить. Не грех и поучиться...

- А в наших газетах печатали? - спрашиваю.

- Нет пророка в своем отечестве, - опять вздохнул историк.

- Чего? - спросили мы с Тимошиной разом.

- Пока не видел, - сказал он.

Ну, я дальше рассказываю, как отправил домой Бубликова с Панасоником, японцам сцену попортил... Дмитрий Евгеньевич улыбается, головой качает. Я и про фирму "Тошиба" рассказал, как мы оттуда деру дали, и, наконец, как от милиции улетели.

- Вот мы и здесь, - говорю. - А у вас какие новости?

Дмитрий Евгеньевич нам поведал, что после нашего отлета в Японию трубы с пустыря убрали. Включая и ту, нами испорченную, из которой мы кусок прихватили. В школе со всеми беседовали - с учителями и ребятами: не имел ли я намерений бежать за границу. Когда узнали из японских газет, что мы с Тимошиной там, маму срочно попросили написать письмо в редакцию...

- А что я больной, ее тоже попросили написать? - спросил я.

- Нет, это она сама, - сказал Дмитрий Евгеньевич.

У меня на душе совсем муторно стало. Как представил, что опять придется всем доказывать, что я не верблюд... Ох-хо-хо...

Историк на часы посмотрел.

- Давно вы из Японии? - спрашивает.

- Часа не прошло, - говорю.

- Прекрасно. Давайте-ка по домам. Здесь, вероятно, еще не знают о вашем исчезновении из Токио. Но скоро узнают. Вам надо поговорить с родителями, пока не явятся из министерства, редакций и еще откуда-нибудь. Нужно родителей убедить.

- Как же их убедишь? - спрашиваю.

- Вот уж не знаю. Покажешь маме ПИНГВИНа, расскажешь обо всем. Должна же она понять, что у тебя такая миссия!

- Дмитрий Евгеньевич, пойдемте со мной. Вам она больше поверит, взмолился я.

Историк насупился, помолчал.

- Боренька, вы должны меня понять, - он опять на "вы" перешел. - Вы уже не тот Боря Быстров, что были два месяца назад, когда впервые прилетел Марцеллий. Вы сделали первый шаг на пути к Хранителю. Вы сказали миру, как собираетесь нашу планету хранить. Вы сказали, что на ее звездном пути есть цель...

- Я это сказал? - испугался я.

- Да, именно так было написано в "Морнинг стар"... И вы хотели бы узнать эту цель. Вы показали миру, что вас не интересуют деньги, почести, райская жизнь...

- Когда я. это показал? - испугался я.

- Ну вы же вернулись домой! - рассердился историк. - Вы вернулись к себе, и вам здесь тоже предстоит на каждом шагу доказывать истинность вашего призвания. И никакие поводыри вам не нужны!

- Дмитрий Евгеньевич, я не понимаю! Вы как-нибудь попроще! - взмолился я.

- Не могу я тебя за ручку водить! - опять рассердился историк. - Ступай к маме и действуй сам. И дальше сам! Сам! Понимаешь? Я могу тебе только что-то посоветовать, но ты сам должен решать - следовать моему совету или нет. Вот так.

Я задумался. Со стены смотрел на меня портрет бородатого старика, отца Дмитрия Евгеньевича, бывшего Хранителя планеты. И Пушкин, и Толстой, и Данте смотрели на меня со стен, будто чего-то ждали от меня.

Я встал.

- Катюша, иди домой, поговори с мамой. А я пойду к своим... Нам должны поверить.

- Я вам советую оставить у меня дудочку Марцеллия, - сказал историк. - Мало ли... У вас могут ее попросить... Отобрать...

- Хорошо, я согласен.

- Борька, как же они нам поверят... без дудочки? - спрашивает Катюша.

- Я Хранитель, Катя. В меня должны поверить без волшебства, - сказал я.

Я посадил ПИНГВИНа в картонную коробку, которую принес Дмитрий Евгеньевич, и мы с Катей ушли.

Расстались мы на нашем пустыре. Бетонных труб и в самом деле уже небыло, площадку разровняли бульдозерами и даже воткнули кое-где чахлые деревца. Я на минутку включил телевизор в часах. Шла программа "Взгляд". Ведущие говорили о нас с Катькой и обещали связаться с корреспондентом в Японии, чтобы он рассказал, как мы там себя ведем.

Но мы были уже здесь. Дома.

ФИНАЛ ОТ АВТОРА

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза