– А я и толкую, – не заметил давления Козырек, – Пеленговали мы с четырех точек, по этому погрешность всего в пределах метра. И дальше оставалось наложить его маршрут на лабиринты Эрмитажа. И теперь мы знаем, где именно по Эрмитажу он ошивался.
В древнем холодильнике «Днепр» Палец нашол образцы выпускаемой продукции и банку сгущенки, а вот водки не нашел. В шкафу хозяин фабрики обнаружил пыльное переходящее красное знамя, а вот водки не нашел. Брезгливо вынул стяг и бросил под ноги – потом уборщица вынесет в красный уголок. Также брезгливо снял со стены политический портрет из прежней эпохи, за которым не оказалось сейфа, и тоже свалил к знамени.
– Слушай, Козыречек, – заскреб ногтями край стола Харчо, – Все красиво, дорогой. Я все понимаю. Ты честно отрабатывал бабки, да? Пацаны твои не дурь по углам шабрили, а все при деле шарились, да? Ты вовремя доложился, да? Я одно не понимаю: если вы до последнего метра списали, куда туда-сюда ходил Шрам, то какого хера ты мне суешь не один маршрут этого шакала, а целых три!? Да?!!
Недовольство Харчо Козырек принял гораздо ближе к сердцу, чем ворчание Пальца. И рожа Козырька сразу стала блестеть от пота.
– Дак ведь в Эрмитаже три этажа, а еще подвалы секретные. Мы же Шрама по вертикали не пеленговали. Откуда мы знаем, по какому этажу он шарился? Что отследили, то я и докладываю.
– Выходит, это еще не все? – кивнул в сторону лабиринтов Палец, – Он мог еще и по подвалам путать следы? А это просто – просочиться в подвалы? А менты?
– Там обыкновенная вохра марширует, – расстроено цыкнул зубом Харчо, – Придумай самую дешевую клюкву для визита, тебе выпишут разовый пропуск, и ковыляй потихонечку.
Палец придвинул листы к себе:
– Окей. Пока обойдемся этим. Это что за жирная клякса?
– В этом углу он проторчал два часа. Это или выставка свадебных прикидов прошлого века, или зал Веласкеса, или зал с картинками Ренуара, – доложился Козырек, который когда-то был очень культурным человеком и инженером в закрытом ящике. На кривую дорожку он ступил так: запал на коллекционирование автомобильных мулек; по ночам шастал с отверткой и сковыривал с мерсов, реношек и крайслеровичей фирменный нашлепки; однажды подкрался к «Лендроверу» Харчо...
– И че, нормальный человек может на Пикассо два часа шары выкатывать? – оскалил зубы в улыбке Палец.
– Значит, он погреб в подвал, – оскалил зубы и Харчо. Его хищные глазки были желты, как яичный желток на сковородке.
Харчо угадал. Шрам в тот исторический момент в натуре спустился в подвал. Рядом со Шрамом, и то и дело забегая вперед Шрама, семенил сморщенный, будто вишня в шоколаде, местный активист преклонного возраста Иван Кириллович Ледогостер.
– Хочу вас предупредить, – глухо строил Сергей добровольца, – О нашей встрече вы должны молчать до поры, до времени. К сожалению ваша услуга Родине останется неизвестной широким массам. В натуре, – красная корка, которую издалека при знакомстве Сергей предъявил Ивану Кирилловичу, была служебным пропуском в СИЗО «Углы».
– Я все понимаю, – разливался соловьем доброхот, – Осторожно, здесь низкий потолок. Я это делаю не ради славы, а из чувства долга. Осторожно, здесь стенка пачкается.
Они шли по подвалам. Каждые десять метров дистанции отмечались подвешенным на стену огнетушителем. Вдоль щербатых стен рассыхались старинные набитые скарбом сундуки. На сундуках громоздились коробки, и из прорех выпирала пузатая зеленая медь: кальяны, кубки, пиалы... Иногда чуть ли не загораживала путь развернутая изнанками к зрителям стопка холстов. И вместо мадонн с младенцами кисти фламандских авторитетов Шрам лицезрел только инвентарные номера.
– Хочу вас предупредить, – пока не придумал новых финтов в лечении канцелярской крысы и гнул прежнюю линию Сергей, – Что малейшая утечка информации спугнет злоумышленников. Они всегда держат клювы по ветру. Но Родина вас не забудет конкретно.
– Осторожно, здесь крутые ступеньки. Я все понимаю. С радостью готов помочь пресечь разбазаривание Родины. А хотите, я вам подлинную «Девочку на шаре» Пикассо покажу?
– Это такая... – Шрам показал руками, как он приблизительно представляет себе девочку на шару.
– В экспозиции – копия, – не усек пробуксовки сурового гостя фрукт, – Настоящий Пикассо в запасниках.
– Потом. Дело превыше всего, – веско отринул соблазн Шрам второй раз вякнуть любимое «в натуре». Того глядишь, и спугнешь добровольного помощника. Заподозрит вша музейная, что рядом с ним никакой не ответственный сотрудник органов.
– Тогда мы уже пришли. На этом столе я собрал нужные книги учета, – гордый, как Павлик Морозов, доложился ветеран музейного фронта.
Помещеньице оказалось вроде библиотеки, в шкафах и стеллажах сплошь корешки амбарных книг, будто патроны в пулеметной ленте. Шрам посмотрел на пыльные с обтрепанными углами гроссбухи и посмотрел в упор на дедушку. Сморчок не выдержал проницающего взгляда:
– Я понимаю, понимаю – государственная тайна. Я вас оставлю. Пару часов хватит?
– Без базара, – кивнул Шрам и прикусил язык.