Хранитель понятий

Он обо что-то или об кого-то спотыкался, слышал в свой адрес глухую ругань, раз получил тычок по голени. Его провели через всю камеру, подвели к какой-то койке.

– Кто таков?

Апаксин вгляделся, утер пиджачным рукавом заливающий глаза пот... Нет, не мерещилось. Если б мерещилось... Петр Михайлович отказывался что-либо понимать. Как такое может быть! На синем одеяле, поджав под себя босые ноги, в тельнике, в трениках с оттопыренными коленками и с беломориной в зубах сидел следак по особо важным. Лопни глаза, тот самый, что два часа сорок минут назад допрашивал его в кабинете и потом отправил в карцер.

– Обзовись, фраерок! – потребовал от него следак по особо важным.

А Петр Михайлович не мог заставить рот раскрыться. Зубы склеились, и в зобу дыханье сперло.

– В отказ мылится, – кто-то за спиной Апаксина услужливо поспешил с комментариями. – Форс наводит.

– Петушком закукарекать хочешь?

Смысл следовательского вопроса дошел до Апаксина. Под черепушкой замигали картинки из некогда прочитанных книг и газетных заметок, смакующих тюремные порядки. И в центре глумлений, издевательств, грязных сексуальных надругательств на этих картинках рисовался он. ОН – еще несколько часов назад преуспевающий сорокалетний бизнесмен при двух машинах, трех любовницах и жене, при достойном банковском счете и связях в городской администрации.

– Вы уголовник? – выскочило у Апаксина само собой. Это неуправляемым журавлем вылетела надежда на розыгрыш, на смех в ответ и подходящее разъяснение безобразий – «Как мы вас провели по просьбе друзей! Пойдемте выпьем, перекусим, еще немножко посмеемся».

Надежда не сбылась.

Вслед за криком «Да за такое, гнида!..» Петра Михайловича больно двинули бутсом по копчику. А потом зверски вмазали носком ботинка под колено.

– По тормозам, Огонек, – приказал следак. – Кстати, Огонек, часики у клиента ты прибрал?

Апаксин, разгибаясь, схватился за запястье – пусто.

– Это ж лох, он и без меня бы их посеял. Вот его ходики...

За спиной Апаксина звякнул браслет.

– Ладно, Огонек, оставь себе. Заработал, – следак по особо важным затушил беломорину о протянутую каким-то хмырем пепельницу из мыльницы. – А с тобой, чучело, чего делать?

У Апаксина хватило ума не лезть со своими недоумениями типа «Вы следователь или где?». Может быть, не ума хватило, а взгляд подейстовал. Оловянный, пробивающий до кишок взгляд следака-уголовника. Вот когда Петра Михайловича пробрал настоящий страх-то. Ведь этот неизвестный в тельнике может сделать с ним все-все, что захочет. И нет сейчас над Апаксиным НИКАКОЙ крыши.

– Там, слышу, кто-то миски драит? – спросил следак.

– Дрын старается, – подсказал Валек.

– Пусть Костюм его подменит. Потом перетру, сейчас устал я.

– Айда, Костюм! – и Валек крайне невежливо развернул Апаксина...

* * *

Близился к развязке пятый тайм финального матча профессионалов в полутяжелом весе по тюремному пятиборью. Накал страстей среди болельщиков достиг апогея. Зрители на трибунах, то есть на шконках, свистели, визжали и дрыгали ногами.

– Ставлю пачку «Примы» на нашего!

– «Беломор» на москвича!

– Лезвие на Паленого!

– Мыло на Рикошета! – подстегивали соперников алчные голоса.

На воровской шконке, дальней от двери с вертухайским глазком, двое претендентов на желтую майку лидера яростно точили фильтры. А зрители заламывали руки и в воздух картузы бросали.

– На общую надо бы забиться, – водя зыркалами простонал свесивший харю над «стадионом» с верхней полки жадный Зубр.

– Ну, давай, – безнадежно борясь с адреналином согласился приткнувшийся рядом Олег Петрович.

– Накинем коробок чая против блондинки из журнала? – взвинтил ставки тотализатора азартно пыхтящий Зубр.

– Ну давай, – опять не нашел силы вовремя тормознуть Олег Петрович. А ведь не катило ему по черному. Он уже просадил Зубру три телефонные минуты, «плейбойскую» брюнетку, носки и последние сто пятнадцать рублей. И все потому, что Олег Петрович сперва кивал на москвича – тот внушал ему нешуточное почтение суровыми татуировками и ухватками крутейшего парня. Но надо же такому статься – москвич Паленый просрал первые два из забегов.

Во-первых, «сварочным аппаратом», сварганенным из газетной трубки и спичечного пламени, дольше Рикошета пережигал медную проволку диаметром ноль пять. Во-вторых, вспомнил всего девять беломорных загадок против шестнадцати у Рикошета. Москвич вконец разочаровал Олега Петровича – Паленый упустил даже такую затертую плешь, как «отыскать на пачке цифру 14».

Тогда Олег Петрович перекинул надежды и ставки на Рикошета. И настала пора просаживать Рикошету. Сначала питерец не сумел опередить москвича в изготовлении из жеваной газетной бумаги пикового туза. Потом уступил в стрельбе малявой на меткость, не попал в алюминиевую кружку.

Итак, счет повис на «два-два». Сейчас решалась общая победа, то есть кому из воров, москвичу Паленому или питерцу Рикошету, занимать шконку смотрящего по камере.

– Глуши мембрану, братва, а то судью международной категории накличем! – остудил самые звонкие глотки Клифт Иствуд.