Хранитель секретов Борджиа

– Бог с вами, Санча! – отвечала Анна в ужасе. – Вы сами не понимаете, что говорите.

Санча хохотала, откинув назад свои смоляные волосы и задрав кверху подбородок.

– Вы хотите сказать, что я не знаю, что такое любовник?

– Мы с вами разные.

– Да совсем необязательно делить с ними ложе, если вы так целомудренны. Но ничего нет плохого в том, если вы позволите им восхищаться вами. Конечно же, все, что они хотят, – это идти до конца, но всегда в ваших силах остановить игру в том месте, где вы посчитаете нужным. В вас есть порода, и вы прекрасно справитесь с любой ситуацией. Позвольте, чтобы за вами ухаживали, чтобы вас вожделели взглядом. Наслаждайтесь жизнью, как это делают настоящие неаполитанки!

– Не все неаполитанки кокетничают.

– А ваша княгиня – да, – заключила Санча со смехом.

Подобные разговоры повторялись с завидной периодичностью, и Анна стала думать, что нет ничего плохого в том, чтобы лишний раз улыбнуться, подойти поближе к мужчине или ответить на его взгляд. Конечно, ей нравилось то восхищение, которое вызывала ее красота, и очень скоро она осознала, что мужчины предпочитают ее общество обществу любвеобильной княгини. И это тайное соперничество, в котором она явно одерживала верх, льстило Анне несказанно.

8

Никколо деи Макиавелли был талантливым наблюдателем за человеческим поведением и заметил растущее беспокойство, которое испытывал Жоан, видя целый сонм дворян, вившихся вокруг его супруги. Анна всегда вела себя приветливо и вежливо со всеми, была замечательной хозяйкой дома, придерживаясь поведения гранд-дамы. Флорентиец считал себя другом хозяина лавки, и так получилось, что именно Анна послужила причиной первой размолвки между ними после того, как они познакомились.

Никколо любил отпускать шуточки, которые особенно нравились дамам. Он много времени проводил в лавке вместе с Анной, обожавшей слухи и новости, которые общительный флорентиец приносил отовсюду и пересказывал с особым изяществом и остроумием. В тот день Анна с удовольствием хохотала над происшествием, случившимся на постоялом дворе дель Торо, располагавшемся на Кампо деи Фиори, участниками которого были кардинал, служанка и ее муж. А потом она так же искренне смеялась над шутками, придуманными уже самим флорентийцем. Выслушав одну из них, она шутливо похлопала его по плечу. Никколо очень нравилось смешить Анну, видеть ее полузакрытые от смеха глаза, ровные белые зубы, обнаженные в улыбке, забавные ямочки, которые появлялись на ее щеках, и слышать ее заливистый смех. Она была очень красивой и умной женщиной, располагавшей к себе, и флорентиец был одним из ее поклонников. На протяжении всего дня он видел, что Жоан мрачен, но абсолютно не думал, что это его настроение связано с Анной. Когда вечером они заперли двери лавки и остались вдвоем, Жоан неожиданно схватил Никколо за лацканы камзола и, не проронив ни слова, подтолкнул его в сторону книжных полок.

Никколо в изумлении округлил глаза, не зная, что сказать и как ответить на свирепый взгляд, которым его наградил Жоан.

– Тебе нравится моя жена? – спросил тот хриплым голосом.

– Конечно, нравится, – пробормотал Никколо. – Она очень красивая женщина.

– Так будь добр, поумерь свой пыл, – жестко произнес Жоан. – Она – моя жена.

– Я прекрасно знаю, что она ваша жена! – воскликнул флорентиец. – И отношусь к ней с соответствующим уважением.

Жоан впился взглядом в глаза флорентийца, как будто хотел таким образом убедиться в искренности слов своего друга, и отпустил его.

– Вы не должны бояться меня. Я – ваш друг, а она принадлежит вам! Я готов защитить ее саму и ее честь даже ценой собственной жизни.

Книготорговец помолчал несколько мгновений, наблюдая за ним, а потом изрек:

– Спасибо, Никколо. Я верю тебе. Прости меня, в последнее время я что-то излишне нервозен. Спокойной ночи.

И, не сказав более ни слова, Жоан пошел наверх с опущенной головой. Он гордился красотой и изяществом своей жены и не желал ограничивать ее свободу в общении с посетителями дворянской крови, а потому не просил ее держаться подальше от подобных клиентов. Однако он не мог не отметить те знаки внимания, которые они ей оказывали. Среди прочих был и Никколо, который, в отличие от Жоана, был благородного происхождения и смотрел на его жену глазами, полными вожделения, а она хохотала над его шутками. В тот день он не смог сдержаться и, хотя сожалел об устроенной им сцене ревности, подумал, что, возможно, это предупреждение было вполне уместным.

Никколо со своей стороны задумался. Хозяин был слишком взвинчен, и флорентиец сказал себе, что впредь должен быть более щепетилен в отношениях с Анной.

Никколо сильно обеспокоился, когда через несколько дней Жоан, ушедший из дома утром, чтобы обсудить вопрос поставки бумаги, вернулся в лавку раньше ожидаемого. Флорентийцу очень хотелось, чтобы герцог Гандийский, слишком часто в последнее время посещавший лавку в утренние часы, когда Жоана обычно не было, уже покинул бы помещение.