Пера Торрент, будучи войсковым офицером в ту эпоху, когда Жоан плавал на «Святой Эулалии», никогда не вызывал у него положительных эмоций, но добросовестно выполнил указание адмирала Виламари и научил Жоана владению и шпагой, и кинжалом, который был более надежным оружием на близком расстоянии. Он также научил его целому ряду приемов, которые Жоан прекрасно усвоил. Одно время Жоан подумывал биться с Хуаном Борджиа на шпагах и был уверен, что победит. Но шпага была оружием благородных людей, а герцог Гандийский прослыл подлецом. Жоан решил заколоть его кинжалом; это было глубоко личное дело, и он хотел убить его собственными руками, с близкого расстояния, глядя ему прямо в глаза, но при этом предоставив противнику возможность защищаться. Однако Жоан не был глуп и понимал, что дело может принять любой оборот, поэтому тренировался, пытаясь довести свои движения до максимальной отточенности.
Когда Жоан снял маску, Хуан Борджиа, сосредоточившись на моменте узнавания, от неожиданности дал ему подойти на более близкое расстояние, чем то, которое позволяли меры предосторожности. И когда он протянул руку, чтобы выхватить шпагу, они находились уже настолько близко друг к другу, что, сделав всего лишь еще один шаг, книготорговец смог ухватиться левой рукой за эфес шпаги герцога, не позволив тому выхватить ее. Одновременно правой рукой он вытащил из ножен обоюдоострый, великолепно заточенный кинжал, висевший у него на бедре.
Он мог убить его в ту же секунду, но не хотел, чтобы все произошло слишком быстро. Жоан страстно желал, чтобы у Борджиа осталось несколько мгновений для осознания, что он сейчас умрет, и слегка ослабил хватку, тем самым позволяя противнику выхватить шпагу.
– Посмотри на меня внимательно, ничтожество, – сказал Жоан. – Сейчас я убью тебя!
Папский сын вынул шпагу из ножен, безуспешно пытаясь освободиться от руки книготорговца, которая не позволяла ему воспользоваться шпагой в полной мере, а левой отчаянно старался схватить своего врага за руку, в которой он сжимал кинжал.
Жоан увидел страх в выпученных глазах ублюдка с волчьим лицом, но не позволил себе насладиться этим зрелищем – ничто не должно было отвлекать его внимания. Борджиа, без сомнения, тоже владел приемами рукопашного боя, и Жоан завел за спину руку с кинжалом, чтобы герцог не мог до нее дотянуться.
Хуан Борджиа увидел на лице книготорговца хищный оскал, а в его взгляде прочитал свой смертный приговор. Даже сейчас, оказавшись в столь непростой ситуации, он вдруг подумал, что не может умереть вот так… Впервые за двадцать один год своей жизни он почувствовал, что это была не вероятность гибели, а самая что ни на есть реальность.
– Помогите мне! – крикнул он, задыхаясь, другому человеку, который также находился в комнате и наблюдал за сценой, скрестив руки на груди. – Я приказываю вам помочь мне!
Но этот человек, видевший его отчаяние, лишь посмотрел на него и отрицательно покачал головой. При этом на его губах мелькнула удовлетворенная улыбка.
– Ты умрешь, сукин сын, – сказал книготорговец своей жертве, растягивая слова. – Ты умрешь из-за Анны.
Он сделал движение, как если бы хотел вонзить ему кинжал в живот. Хуан Борджиа, вне себя от ужаса, попытался ухватиться за кинжал, но его враг изменил направление оружия и глубоко вонзил клинок ему в горло, перерезав сонную артерию.
Оба знали, что удар был смертельным, и папский сын вперил в своего палача взгляд широко раскрытых глаз. В то же мгновение из его горла забила фонтаном кровь, а на лице появилось выражение крайнего изумления. Он не мог поверить в реальность происходящего, в то, что он сейчас умрет. Он, Хуан Борджиа, герцог Гандийский, сын Папы и родственник короля Испании; человек, которому король Неаполя должен был даровать новые титулы, сделавшие бы его одним из благороднейших людей королевства; верховный главнокомандующий войск Ватикана, хозяин Рима, которому дамы бросались на шею, – он не мог принять того, что жизнь вытекала из его тела. И менее всего Хуан верил в то, что его убил какой-то книготорговец. Хуан услышал звук падения на пол своей шпаги, а затем в его сознании отпечаталось последнее видение: густые брови, кошачьи глаза и торжествующая улыбка надменного простолюдина, которого он так презирал. Финальное воспоминание о недавнем изнасиловании, совершенном им, ушло вместе с ним в иной мир.
Жоан отодвинул тело, чтобы лучше видеть выражение лица герцога, но не удовлетворился одним лишь созерцанием облика смерти, которое отражалось на нем. И он, вспомнив о том, что этот подонок сделал с его женой, почувствовал необузданную ярость. Вложив в удар всю свою силу, он вновь вонзил клинок в тело. Еще раз, и еще… Рыча от ненависти, Жоан бил кинжалом то, что осталось от герцога, задыхаясь от прилагаемых усилий и пьянея от крови.