Когда все было готово, инквизитор вместе с Фелипом подошел к осужденным, чтобы предоставить им последнюю возможность покаяться. Один за другим люди соглашались.
– Своими действиями мы не совершили никакого греха ни против Бога, ни против людей, – сказала им Анна, когда до нее дошла очередь, но чуть раньше, чем инквизитор успел предложить ей милость. – Наша совесть чиста.
– Именно так, – подтвердил Жоан. – Мы исповедуемся, но каяться не будем.
Епископ Тортосы посмотрел в глаза Жоану, потом перевел взгляд на Анну, однако ничего не сказал и ушел, чтобы дать указания судебному приставу. Фелип тоже ничего не сказал, но оглядел Жоана с высокомерной улыбкой. Книготорговец даже не изменился в лице: его перестал волновать этот тип.
Осужденные стояли перед кострищем. Одного за другим солдаты отводили в сторону, где их ждал священник, палач и его помощник, одетые во все черное и в масках, скрывавших лица. Священник в последний раз исповедовал осужденных, и они, покаявшись перед Церковью и получив прощение, становились чистыми перед инквизицией. Затем осужденные вставали на колени, палач снимал с их шеи толстую веревку, чтобы тут же надеть более тонкую, свернуть ее жгутом и изо всех сил сдавить. Человек падал, а палач продолжал свое дело, чтобы удостовериться в смерти жертвы. После этого безжизненное тело было готово для того, чтобы бросить его в огонь, и солдаты складывали их рядом с чучелами из пакли, которые олицетворяли тех, кому удалось бежать, в ожидании момента, когда костер достаточно разгорится и можно будет бросить их в огонь.
После исповеди Жоан и Анна посмотрели друг другу прямо в глаза. Жоан взялся рукой за веревку, которая все еще оставалась на ее шее: он должен был убить Анну прежде, чем их привяжут к столбу, когда уже будет поздно.
– Я не позволю, чтобы вы погибли в огне, Анна, – сказал он, и глаза его наполнились слезами. – Я должен это сделать – лишить вас жизни прямо сейчас.
– Не делайте этого, Жоан. – Она ласково смотрела на него, сдерживая рвавшееся наружу рыдание.
– Примите смерть из моих рук, и вы сможете избежать неимоверного страдания.
– Нет, Жоан. Я буду с вами до последнего вздоха. Не хочу оставлять вас одного.
Жоан посмотрел на нее с нежностью. Его ужасала мысль о том, что ждало его супругу, но он был не в состоянии ничего сделать против ее воли и знал, что, даже если бы она сама попросила его положить конец своей жизни, он не смог бы этого сделать. Они приговаривались к сожжению на костре.
– Бог мой, я не могу! – воскликнул он и выпустил веревку из рук, чтобы обнять жену. Слезы катились по его щекам. – Мне не хватает мужества. Простите меня.
– Я люблю вас, Жоан, – нежно произнесла Анна, наслаждаясь теплом его тела.
Это было их последнее объятие.
Монахи затянули
– Привяжите нас к одному и тому же столбу, прошу вас, – тихо сказал Жоан палачу.
Человек ничего не ответил, и книготорговец заметил странный блеск в его глазах, глядевших из-под маски. В этих глазах была смерть.
Этот тип собственными руками только что умертвил троих мужчин и четырех женщин, и хотя Жоан знал, что палач обладал некоторой свободой действий в отношении приведения приговора в исполнение, сомневался, что тот сжалится.
– Пожалуйста, сделайте так, чтобы наши руки соприкасались, – снова заговорил Жоан. – Пожалуйста.
Палач едва заметно кивнул в знак согласия, и Жоан облегченно вздохнул.
– Спасибо, – сказал он палачу. – Да благословит вас Господь.
Они будут вместе до последней секунды. Он очень боялся, что их привяжут к столбам, находящимся друг против друга, и он будет видеть, как языки пламени пожирают его супругу.